Таким является нам Плотин по
рассказам Порфирия. Он описывает манеру преподавания Плотина, перечисляет
окружавших его учеников и рассказывает о некоторых очень выразительных случаях.
Прежде всего он говорит о своем учителе с восхищением:
"Его
устремленность к самому себе никогда не ослабевала, разве что во время сна,
которому, впрочем, мешало то, что он мало ел (часто не ел даже хлеба) и
постоянно размышлял о Духе" (Жизнь Пл. 8, 20).
Да, современный читатель, даже не
чуждый знания античности, испытывает некоторую неловкость, читая все это.
Превосходный знаток Плотина Э.Брейе прекрасно передает
это впечатление:
"Решительно,
– пишет он, – в окружении Плотина не чувствуется того морального здоровья и
равновесия, какие присущи школе Эпиктета. Заметны тревожные симптомы усталости
и нервного истощения. Постоянная тема учения Плотина, "бегство от мира",
имеет странное сходство с тем "бегством от жизни", той постоянной
потребностью в перемене места, желанием "идти все равно куда, только бы
прочь от этого мира", которые, по мнению д-ра Пьера Жане, являются
признаками меланхолического синдрома. Возможно, этим нервным состоянием
объясняется внезапность, с какой Плотин навсегда покинул Александрию, и его
полное отчуждение от своей семьи и родины. Разумеется, он был ослаблен суровым
режимом, которого придерживался. Он не только не ел мяса, как пифагореец, но и
не соблюдал самых элементарных требований гигиены. Добавим, что умственное
переутомление, эта постоянная медитация, при которой мысль все время работает и
опережает слова, и происходящая от этого бессонница постепенно подорвали его
здоровье. Когда Порфирий с ним познакомился, у Плотина было расстроенное
пищеварение и очень слабое зрение. Он страдал хроническим заболеванием горла и
кожной болезнью. Ко всему прочему, он относился к болезненным состояниям с
определенным одобрением, также болезненным.
"Надо,
чтобы человек подавлял и ослаблял свое тело, чтобы показать, что подлинный
человек есть нечто совсем отличное от вещей внешних...
Он не будет избегать страдания; он пожелает даже приобрести опыт
страдания" (I 4, 14, 12).
Это странное
философское завещание, – продолжает Э.Брейе, –
выходит за рамки стоического безразличия, поскольку доходит до того, чтобы
желать страдания".*
* Е.Bréhier, "Plotin, "Les Enneades"",
t. 1, Paris,
1924, p.p. VII-IX.
Что касается д-ра Жилле,* который распознает в последней болезни Плотина
симптомы легочного туберкулеза, то он доходит до того, что видит в его духовных
проявлениях психические последствия этой болезни, а в плотиновской
философии – идеал больного человека.
