– Даже не думай, – услышал он.
Отец говорил тихо, но твердо, словно одновременно прося и требуя.
– Ты просто не имеешь права ни о чем плохом думать. Вспомни, что было в жизни. И мы все преодолели, через все прошли. Ты же знаешь, почему. Только потому, что мы всегда были вместе. И сейчас все осилим. Ну ты же мне всегда верила! Даже когда я тебя сильно разочаровывал. А что сейчас изменилось? Ты мне перестала верить? – настаивал отец.
Мать, всхлипывая, что-то тихо отвечала ему, но сын не расслышал.
– И вообще, – продолжал спокойно и уверенно отец. – Все будет хорошо. По-другому и быть не может.
Он на минуту замолчал, а потом сын услышал:
– Ты вся моя жизнь, слышишь?! Вся моя жизнь. Без тебя нет ничего и не может быть. Без тебя просто нет меня. Без тебя и нет, собственно, самой жизни.
Отец еще что-то говорил, но сын уже на цыпочках отступал в коридор. У двери он, кашлянув, хрипло крикнул:
– Мам, пап, я поел, все супер, как всегда.
Отец вышел в коридор.
– Ну что, будешь двигаться? – деловито спросил он.
– Да, только с мамой попрощаюсь.
Он зашел в комнату к матери.
– Все, мамуль, поехал, завтра рано вставать, как всегда, – произнес он скороговоркой. – И обязательно съешь арбуз, слышишь, мам? Ну не зря же я его тащил?!
Мать кивала и улыбалась.
Он поцеловал ее руку и вышел в коридор.
– В общем, бать, звони, если что. Ну давай, до связи. – Он обнял отца, вышел на лестничную клетку и вызвал лифт.
Потом сел в машину, завел мотор и долго курил, глядя прямо перед собой на влажную от дождя черную дорогу, на покачивающиеся тени уже почти облетевших деревьев, поблескивающих серыми мокрыми стволами, и молчал, курил и думал – так, ни о чем конкретном. Просто о жизни в целом. Но кажется, понял что-то очень важное. Важное для себя. Именно в тот обычный, урочный, ничем не примечательный вечер.
Он тронул с места и открыл окно до основания. Капли холодного, мелкого и колкого дождя падали ему на лицо, и почему-то ему было это даже приятно. Он выжал до отказа педаль газа, и машина понеслась по шоссе. Потом он включил музыку, дурацкую, пустую – какой-то шансон. И опять удивился, что она совсем не раздражает, а даже скорее нравится ему. Он усмехнулся. Он ехал быстро по почти пустому проспекту, мерно работали дворники. И впервые за последнее время эта жизнь не показалась ему обузой и наказанием. «Как все просто, – подумал он. – Как, оказывается, все просто!»
Он долго спал утром, его разбудил пес, жалобно и настойчиво поскуливая и требуя своего, положенного. Из ванной он крикнул собаке, извиняясь:
