Он забросал ее обидными словами, но чем больше злился сам, тем злее и бледнее становилось лицо Ангелины.
— Вы — кретин! — негромко, но жестко сказала она.
— От хретины слышу, — уже более миролюбиво отозвался Рядков. И вдруг неожиданно заулыбался: — Зря кусаешься. Нам с тобой в ладу надо жить. Кто тебя еще прилюбит, кому нужна?
— Напрасно вы так думаете, — все еще зло сказала Ангелина. — И без вас мне помогут. Он покачал головой.
— Это кто ж тебе поможет? Помогают таким, какие работают, для государства стараются. А вы кто? Вы бары белорукие!
Ангелина подавленно молчала. Но обида росла, колола и душила.
— Ну, хорошо, я барыня, — тихо сказала она. — А вы? Вы раньше истязали людей, а теперь меня мучаете. Вам ведь все равно, что сейчас война, что люди переживают такое горе…
Рядков только усмехнулся.
— Ты уж шибко переживаешь! Как припекло, ты юбку подобрала — да дралка! Чего же ты, такая сознательная, за родину грудью не стала?
— Ведь я же женщина, — слабо возразила Ангелина.
— Ваша сестра сейчас тоже в ход идет. Вон в газете пишут, что немцы девку одну словили да в петлю. А она одно торочит: «Да здравствует Советская власть!» Ты, чай, такого и во сне не видела.
Ангелина сидела, опустив непричесанную, будто побелевшую голову.
— Тут вы правы, — тихо сказала она. — Я этого не могу…
Рядков торжествовал:
— То-то! Ну и помалкивай тогда.
Выпив стакан пустого чая, он начал собираться на работу. Еще раз натер себе чем-то пахучим опухшие коленки, обернул их шерстяными лоскутами и, поскуливая и ругаясь, сунул ноги в валенки, натянул рыжий от глины ватный пиджак, надел старую-престарую шапчонку на заплешивевшую голову и подвязал фартук.
— Ладно, пойду, — сказал он, забирая мастерок и другой печной инструмент. — Ты уж без меня не скучай. — И потянулся, чтобы поцеловать на прощание.
«Не скучай!..» Он еще думает, что она может без него скучать, как верная жена без мужа или собака без хозяина!
Рядков ушел, а Ангелина так и сидела у стола с неприбранной посудой. В низкие окна ударяли широкие полосы света и преломлялись на грязном щелястом полу. Все, что стояло, лежало, висело в этой избе, вдруг показалось ей таким нечистым, непромытым и безобразным, что у нее не было больше сил смотреть.
Глаза Ангелины невольно остановились на сундуке. Он был большой, окованный железными полосами, с массивной накладкой и надежным амбарным замком. Это от нее, с которой он спит, прячет Рядков свои «богатства». Наверное, было бы справедливо принести тяжелый колун и сбить прочь этот замок. Хотя бы для того, чтобы одеть девочку. Почему она должна мерзнуть? В чем она виновата?
