…Это ужасно, что здесь такие долгие, как испытание, нестерпимые, холодные зимы! Ангелина почти с умилением вспоминала спокойную, теплую осень в Тихом, робкую в своей бедности вдову, ушедшего на фронт рыжего Сеню-бригадира. Вспомнила, как плакала Марианна, когда они уезжали из Тихого.
«И этот мерзавец хочет, чтобы я Марианну теперь куда-то отдала! Вдруг он в самом деле этого потребует?»
Ангелина тихо заплакала от отчаяния. Плакала долго и, сама того не замечая, произнесла вслух несколько гадких ругательств, которые так часто слышала от Рядкова. Потом она вытерла слезы, подобрала растрепавшиеся волосы и стала думать о том, что делать.
Заскрипела калитка. Это вернулась Марианна, озябшая, с красными пятнышками на щеках. Платок сполз у нее на затылок, и на коротеньких светлых волосках надо лбом лежала светящаяся изморозь.
— Что это ты так быстро? — пряча заплаканные глаза, тихо спросила Ангелина.
— У нас только один урок был, — живо сказала девочка. — А потом нас на ферму водили, мы там кормили теленочка.
Марианна торопливо сняла свои новенькие калоши и подбежала к мачехе.
— Знаешь, какая у нас учительница хорошая! Мы стихи про войну читали! А чего ты плакала? Тебя дедушка обидел?
Ангелина не ответила.
— Ты правда хочешь, чтобы мы ушли отсюда? — тихо спросила она.
Глаза у Марианны стали большими-большими.
— Конечно! Мы же будем работать! Я тебя так буду любить за это! — И она кинулась мачехе на шею.
Та впервые обняла ее с материнской силой.
— Марианна! — рыдая, сказала она. — Я тебя никому не отдам! Ты же моя девочка!..
Утро было белое и опять резко холодное. Ангелина повязала голову черным платком и надела рыжую от глины телогрейку. Рядков уже был на работе, Марианна в школе. Кот с лежанки пристально смотрел на Ангелину, будто спрашивал: «Куда идешь?»
Она вышла на улицу и тихо пошла вдоль заборов и плетней по скользкой тропе в сыром снегу. И так же тихо, пряча лицо, спросила у встречной женщины, где живет председатель колхоза.
Лазуткин жил совсем неподалеку. Ангелина увидела его дом, который, пожалуй, был хуже других: и ниже, и темнее, и без крытого двора.
— Нету самого, — гостеприимно сказала Лазутиха. — К конюхам пошел. Сядь-ка, посиди.
Председательская жена по росту была баба-гвардеец, на полголовы выше дверной притолоки. Говоруха, щербатая и с сильной рябью на улыбчивом лице. Ангелина втайне надеялась, что Лазутиха не догадывается, кто она такая. Но та все знала. И спросила живо, как о чем-то совсем обычном, житейском:
