Александр сидел в палатке Асланова и смотрел, как Вартан выгружал на стол из объемистой посылки все, что прислал из Армении его дед.
Сперва он достал рулон тонкого, как бумага, белого хлеба и пояснил: «Лаваш. Пекут в тундырах. — Затем из ящика извлек несколько больших круглых пышек. — Кята. Советую попробовать. Очень вкусная штука. — После кяты на свет появилась связка каких-то необычных сосисок. — Рахат-лукум с орехом. Жевать не надо. Сам тает во рту». Достал копченую колбасу, а под конец в руках у Асланова оказалась грелка. Самая обычная резиновая грелка, наполненная чем-то жидким.
— А это зачем? — поинтересовался Кожин.
— Животы будем греть. У тебя не болит, случайно, живот?
— Пока не болит.
— Умный человек, а говоришь такие вещи. Ты знаешь, что в этой грелке?
— Не знаю.
— В том-то и дело. В грелке коньяк.
— Да ну?!
— Вот тебе и «да ну». Я всегда говорил, что у меня гениальный дед! Попробуй придумай такое. А он придумал. В бутылках коньяк не пошлешь? Так он в грелку перелил. Давай попробуем, какой он на вкус.
— Не возражаю.
Асланов отвернул пластмассовую пробку и понюхал.
— Пах, пах, пах!.. — от удовольствия зачмокал губами Вартан. — От одного запаха можно сойти с ума!
Кожин подставил стаканы.
— Наливай. Только немного.
Асланов налил понемножку, потом снова завернул пробку и отложил грелку на край стола.
— Ну, давай выпьем, — предложил Кожин.
— По такому случаю полагается тост. За что выпьем?
— За тех, кто сейчас там, на фронте… — произнес Александр и поднес к губам стакан.
Вместе с ним выпил и Асланов.
— Крепкий, проклятый! — сказал Кожин.
— Не меньше пяти звездочек. Долголетний.
Через несколько минут Асланов опять взялся за грелку.
— Я больше не буду, — остановил его Кожин.
— Пять капель! — настаивал Асланов.
— Нет.
— Ну, черт с тобой. Нет так нет. — И он завернул пробку.
Коньяк понемногу начал действовать на друзей. Вначале они говорили о последней сводке Информбюро, гадали, скоро ли их дивизия будет направлена на фронт и надолго ли затянется война. Затем разговор зашел о том, кто где родился. Как только заговорили об этом, Асланов начал доказывать, что прекраснее края, чем его Армения, невозможно отыскать ни в одной части света, и в самом конце разговора рассказал о своем дедушке — ашуге, который поет так, что даже горы склоняют свои седые головы перед ним.
Кожин рассказал о своей Кубани, о Москве, о Пастуховых, которые стали его приемными родителями.
— Слушай, Саша, а почему ты больше не рассказываешь о той девушке, которую встретил в Москве? Наташей, кажется, зовут ее?
