Разговор шел беспорядочный, обо всем, чем были наполнены эти 25 лет, начиная с дня, когда они познакомились, сидя на армейских койках и пришивая букву Н (ноги) к одеялу и вышивая свои фамилии на простынях. Разговор шел о женах и детях, о службе, об общих знакомых, о «помнишь?», о... нет, о дружбе не было сказано ни слова; разговор шел об отпусках, других городах, снова об общих знакомых, о женщинах, которых стоило вспомнить,— бутылка пустела, а они не пьянели, только становилось теплее да больше и легче вспоминалось. Все чаще приходила Ваганову мысль, что ведь Стасу нужно будет уйти, и от этого становилось жутко. Стасу, видимо, тоже пришла эта же мысль, и он сказал, что, наверно, Ваганов уедет домой раньше, потому что у него контракт на два года, а хотелось бы вместе...
Потом эта мысль пришла обоим в голову одновременно, и оба замолчали. В бутылке было еще немного водки.
— Оставить тебе на завтра? — спросил Стас. Ваганов, обдумывая ответ, оказавшийся не таким простым, разлил водку по стаканам.
— Зачем она мне завтра? — наконец ответил он. Стас кивнул.
Подняли стаканы, помолчав, как и перед первым тостом.
— Придешь? — спросил Ваганов.
— Дня через три-четыре,— ответил Стас.— Много будет работы в эти дни.
— Давай,—сказал Ваганов, они чокнулись и выпили.
Уже чуть прохладнело, Ваганов оглянулся: солнце было над острыми верхушками леса.
— Тебе идти,— сказал он.
Стас тоже оглянулся. И ответил уверенно (по этой уверенности Ваганов еще раз узнал Стаса):
— Еще можно. Все равно в деревне ночевать. Ты, я вижу, не куришь?
— Давно бросил. В лесу зверья не видел?
— Мелочь всякая.— Стас закурил, жадно хватанул дымка.
— А то ведь ружье есть.
— Дойду. Принести тебе чего?
— Соков пару банок.— Еще раз оглянулся. — Пора тебе, Стас. В темноте будет «не груба».— Это раньше было словечко Стаса, по которому узнавали харьковчан.
Стас улыбнулся.
— Жему помнишь?
Жема был один из харьковчан, с которым они были в одной части.
— Худой такой? Чернявый?
— Да. Демобилизовался. Кап-три. Начальник кадров на заводе.
— Не густо.
— Что поделаешь. Стас застегнул портфель.
— Ладно. А у тебя красиво здесь. Санаторий. Ну...— протянул руку.
Ваганов руку пожал, но сказал:
— Я провожу.
Не замечая, они перешли на тот отрывистый разговор, который отличает военный люд, и особенно моряков.
У леса, согретого заходящим солнцем, остановились. Ваганов почувствовал, дрожат губы.
— Ну и сюрприз ты мне подкинул,— сказал он.
— Выздоравливай.
— Хорошо, старик. Я постараюсь. Нину Джорджевич помнишь?
