Все так запуталось. Молли любила свою семью и больше всего хотела, чтобы кто-нибудь обнял ее и сказал, что все будет хорошо.
«Мама, — молило ее сердце, — помоги мне!» Но мама давно уже отошла в лучший мир. Тем не менее Молли ждала, надеясь, что мама, ангелы или кто-нибудь другой вступится за нее. Однако Пенелопа не сказала ни слова в ее защиту. И никто другой. Даже Родерик. А ведь она посвятила ему стихотворение.
Предатель.
В наступившей тишине Гарри повернулся к выходу, держась на нос.
— Иди, — велел лорд Саттон дочери, прежде чем обратиться к кузине Августе: — Позаботьтесь, чтобы ее немедленно отвезли домой и уложили в постель.
— Конечно, — отозвалась кузина Августа, водрузив очки на нос. — Можешь не рассчитывать на рождественские подарки. Уж я постараюсь, чтобы сегодняшняя выходка не сошла тебе с рук.
Кузина Августа была вредной занудой, слепой, как летучая мышь.
Молли догнала Гарри, направлявшегося к выходу.
— Как я тебя ненавижу, — шепнула она.
— Это чувство взаимно, — отозвался он довольно бодрым тоном.
И с этими словами они покинули людей, которых любили больше всего на свете. Из-за одного опрометчивого поступка их жизни радикально изменились, и оба верили, что никому не нужны и что им суждено оставаться одинокими… Отныне и навсегда.
Июнь 1816 года
Посторонний мог бы принять лорда Рея, который похрапывая на полу, за спящего. Но Гарри Тремор и его друзья по Итону понимали — хотя их способности к логическому мышлению несколько притупились от изрядного количества выпитого бренди, — что на самом деле Рей пытается мужественно встретить свою судьбу.
В конце концов, утром ему предстояло вступить в брак. И все знали, что его будущая жена была… точной копией его матери.
— Печально видеть, как твой друг лишается свободы в расцвете лет, — заметил Чарлз Торп, виконт Ламли, покачивая пустым бокалом.
Ламли был привлекательным молодым человеком, богатым как Крез, с искрящимися голубыми глазами и улыбкой, которая могла бы осветить Воксхолл-Гарденз в полночь ярче, чем фейерверк.
— Это неправильно, — сказан Стивен Эрроу, капитан флота. Его отутюженный мундир, отделанный золотым шнуром, плохо сочетался с небрежной позой, в которой он раскинулся в кресле. — Но надо признать, он боролся до последнего.
Гарри глотнул бренди и поморщился. Его язык онемел. И губы тоже, если уж на то пошло. Он не часто напивался — вопреки историям, которые рассказывали о нем и которые он не пытался отрицать. Но сегодня вечером он ощутил прикосновение брачной удавки к собственной шее. Он не хотел жениться. Во всяком случае, пока его не вынудят к этому семейные обязательства. И насколько он знал, это могло никогда не случиться.
