— А надо ли нам владеть этой вещью? — спрашивает Эрманно. — Бывает, на греческие или египетские сокровища наложено проклятие. Их порой выносят из гробниц, и принадлежат такие вещи мертвым в посмертии. Укради одну подобную вещицу, и тебе на хвост сядет армия демонов или духов.
— Я верю в дух изысканного вина. Что до жизни после смерти, то многие из нас и на земле-то толком не живут.
Эфран продолжает рассуждать, однако Эрманно уже не слушает его. Он углубился в изучение надписей.
— Этрусский. Письмена на табличке, похоже, на этрусском.
— Доримская эпоха?
— Да. Табличку отлили задолго до римской эпохи. Веков за восемь, если не девять до рождения Христа. Правда, надписи не так стары. Они моложе самого артефакта.
Эфран потирает ладони.
— Очень познавательно. Но что важнее — сколько стоит табличка?
— Невежда! Как могу я оценить предмет, не держа его в руках? Значит, она целиком отлита из серебра?
Эфран напрягает память, пытаясь припомнить.
— Точно не скажу. Монах говорил только, что вещица из серебра. — Эфран показывает на ладони. — Вот такой длины и такой ширины.
— Этруски добывали серебро. В Италии золотых шахт нет, хотя со временем языческим богам стали подносить дары из золота.
Эфран утомлен. Он хочет лишь знать, сколько стоит вещица и как убедить монаха с нею расстаться. Юноша чинно снимает со спинки стула камзол и одевается.
— Оставляю тебе решать эту загадку. Скажешь, когда найдешь ответ, а заодно — выяснишь цену.
Эрманно ухода приятеля даже не замечает. Он склонился над эскизом и вскоре обкладывается всеми наличными книгами по древним искусствам и предметам религий.
Приходят и уходят домашние, обтекая Эрманно, словно морские волны — скалу. Они обедают и ужинают, а после идут спать, озадаченные новым увлечением юноши.
А он постепенно, из каждой книги по крупице собирает сведения о серебряной табличке. И наконец выходит на след.
В том, что табличка этрусская, сомнений больше не остается. Эрманно отыскал предложенный знатоками алфавит, однако надписи прочесть не может. Глаза болят и слипаются, когда Эрманно наконец понимает: историки и языковеды просто уводят его в разные стороны, поскольку каждый предлагает свою версию, откуда пошла этрусская письменность. Доминиканский монах Аннио да Витербо говорит, будто этрусский имеет общие корни с ивритом; еще кто-то — мол, с греческим; прочие — якобы он из Лидии, что на Востоке.
В глазах уже двоится, а Эрманно так ничего и не выведал.
Отложив злополучный эскиз в сторонку, Эрманно принимается искать рисунки, схожие с тем, что предложил монах. Совсем немного времени проходит, и Эрманно убеждается в своей правоте: на эскизе действительно авгур — провидец, жрец, гаруспик или же нетсвис.
