— Совпадения, — парирует изможденный Вито.
— Для начала неплохо бы отыскать и допросить сатанистов, — предлагает Рокко.
— Неплохо бы, — говорит Вито. — Но не раньше, чем будут результаты экспертизы. — Он обращается к Тому: — Заканчивайте доклад.
Том смотрит на Валентину. Хоть бы не расстроить ее тем, что сейчас будет сказано.
— И наконец, Антонио Паваротти погиб, расследуя дело о наркоторговле на острове Марио. Почему? Должно быть, близко подошел к тому, что творится в особняке, а там — как мы знаем — хозяйничают сатанисты.
Вито смотрит в пустоту перед собой (в манере Джорджа Буша, как любит сам говорить). С виду напоминает невежественного болвана, однако в уме переваривает поступившую информацию, пытаясь выделить суть.
— У меня друг в библиотеке Ватикана сейчас ищет информацию касательно этрусских…
— Не надо! — поднимает ладонь Вито. — Никаких этрусков. Хотя бы сегодня.
Том сдается. Понятно, что Вито крайне устал.
Поездив взад-вперед на кресле, майор говорит:
— Сегодня остров Марио под наблюдением. Работают камеры дальнего и ближнего обзора. Стоит кому-нибудь на острове хотя бы сплюнуть в лагуну, мы человека берем на заметку, а плевок — на анализ. Завтра трясем с экспертов отчеты по всем направлениям. — Он обращается к Рокко, Валентине и Тому: — Затем снова собираемся здесь и слушаем рассказ об этрусках. Вы, Том, сможете удовлетворить свое любопытство, отыскав сатанистов и выяснив: может, это коммерсанты, которые просто устроили себе костюмированный праздник, или же настоящие дьяволопоклонники. Пока же — всем спать.
Гетто-Нуово, Венеция 1777 год
В глазах Эрманно блестит отраженное пламя свечей, пока он разглаживает эскиз на столе, за которым трудились еще деды и прадеды.
— Монах, говоришь? Простой монах отдал тебе этот рисунок?
Эфран снимает новенький зеленый камзол, богато расшитый золотыми завитками, и вешает его на спинку стула, который старше самого Эфрана.
— Монах из ордена бенедиктинцев. В черной робе и с выражением чистейшей невинности на лице. Он с острова Сан-Джорджио.
Друг Эфрана проводит пальцами по рисунку, словно так надеясь раскрыть его тайну.
— Эта вещь восхитительна. Думаешь, она — собственность монаха? Или он украл ее и желает продать?
Эфран пожимает костлявыми плечами.
— Монах говорит, вещица принадлежит ему, но кто знает. Важно одно: она, должно быть, стоит немало и есть шанс завладеть ею.
С листа бумаги на столе на друзей смотрит искаженное болью лицо нетсвиса, посаженного на кол.
