— Как это могло случиться?
Ответ Миши, еще скованного испугом, был невнятен.
— Вы понимаете, что могло бы произойти, если б летчику вздумалось открыть люки?
Толпа грохнула смехом.
— Чего смеетесь? От смешного до трагического был один шаг. Смотрите. — Гурьянов дотронулся до белобрысой головы моториста. — Он начал седеть.
Действительно, волосы на висках у Пахомова были значительно белее, чем на голове.
Гурьянов тут же наложил взыскание на пилота — самолет перед вылетом надо осматривать лучше — и на техника звена, чтобы внимательней следил за своими подчиненными, и на Комаристова, не подумавшего, к чему может привести глупая и злая шутка. Пахомову же он сказал:
— Идите отдыхайте.
— Слушаюсь, товарищ капитан.
— Ну, Миша! Теперь ты авиационный внук деда Щукаря, — сказал Ершов, прибежавший со стоянки встречать самолет с Мишей в бомболюке.
Но на этом злоключения дня не кончились. Придя в себя, Миша, как побитый, поплелся на стоянку. У самолета, что стоял в капонире на покраске, он увидел человек пять механиков, окруживших осла. Осел рвался с привязи, раскрашенный, как зебра. Сержант Ершов, заканчивая свое дело, торопливо орудовал распылителем краски. Белые полосы ложились на вздрагивающий ослиный бок.
— Вы что потешаетесь над животным? — закричал Миша.
— Надоел, проклятый! Отучим его от аэродрома! — ответил Ершов. Он пояснил, что хозяином ишака стал после недавней смерти матери ее сын, стиляга, которому осел вовсе не нужен. С ним толковали, требовали, чтобы он отучил своего осла от аэродрома. Стиляга вызывающе отвечал, что механики ничего сделать ишаку не смогут. А если и сделают, то заплатят в пятикратном размере, чего, как видно, и добивается этот поселковый шалопай.
Когда камуфлирование было закончено, Ершов сказал:
— Ну, Миша, теперь от тебя зависит, будут тебя называть его другом или перестанут...
— А что я должен сделать? — нерешительно спросил Миша.
— Возьми вон тот насос, подними умнейшему хвост и цикни...
Миша поднял насос, однако руки словно застыли.
Желтый приподнял хвост, Ершов подскочил к Мише и, направив насос в цель, толкнул шток поршня. Брызнул обжигающий, как йод, этилированный бензин. Осел взвился, как птица, и с ревом полетел мимо технической комнаты.
Пучков выскочил и не поверил своим глазам. Что скажет теперь население поселка? Осел будет носиться по всем улицам. Бабы будут приговаривать: «Ерадромные-то над скотиной потешаются». Он выхватил у дежурного по стоянке карабин и, когда ишак забежал на летное поле, пристрелил его...
