Анютины глаза весной росли.
Там рождена, там названа я Анной.
Я знаю, Анна значит благодать,
я помню якорь на морском солдате…
Но что могу я отчей почве дать? —
лишь слово помню вместо благодати.
Летала с криком птица над водой,
и пароход в туман вдвигался с криком,
и слышен был крик девочки худой,
родившейся с почти что мертвым ликом.
Но сберегли создание сие
ток молока, картофельное поле,
сосновых игл сухое бытие
и животворный запах волн и воли.
Над солью волн шли пресные дожди,
за рыбою шел парус, ветром полный,
и важные, седые как вожди,
над мелкими — девятые шли волны.
Лежал вдоль дюн, где высились пески,
погост с сухой сосновою рукою,
и три наречья уличной доски
вели живых к песчаному покою.
О, где б в могилу, твердо как доска,
я ни легла от хворости иль горя —
поставьте памятник, хоть из песка,
на берегу мне родственного моря.
