Сереге директор понравился: спокойные плавные жесты, улыбчивое лицо, голос ровный, чуть гудящий басом. На экзаменах директор никого не донимал заковыристыми вопросами, наоборот, одергивал коллег, которые с рвением углублялись в научные дебри, подсказывал взмокшим от страха студентам правильные ответы, поддерживал доброй, все понимающей улыбкой. А когда директор, выйдя в коридор на перекур, поманил пальцем Сергея и спросил, не хотел бы тот работать у него в институте, сегодняшний студент, а завтрашний молодой безработный специалист от счастья ошалел. Все Сережкины одногруппники с завистью взирали на друга, который, не утерпев, конечно же, рассказал о заманчивом предложении.
В заслуженный месячный отпуск Серега не пошел. Какой отпуск, если за институтской проходной, где в стеклянной будке сидел охранник в черной форме, его ждала новая, совсем иная жизнь? Поэтому на следующий же день после получения диплома он с робостью и любопытством переступил порог атомного института. Секретарша — красивая фигуристая молодая женщина — попросила подождать в приемной и исчезла за тяжелыми дубовыми дверями. Задержалась она там недолго, вышла не торопясь, с чувством собственного достоинства, еще раз, но уже с интересом посмотрела на Сергея и пригласила в кабинет, широко распахнув дверь.
— Пожалуйста, Николай Иванович ждет вас.
Директор встретил вчерашнего студента с улыбкой, правда, не встал, потому как не по чину, но руку подал и указал на кресло у приставного столика.
— Рад, рад вас видеть в наших стенах, Сергей… — Он посмотрел в дневник, — Васильевич. Как настроение? Первая работа, она ведь, Сереженька, как первая женщина. Ее любят особенно трепетно, я бы сказал. И это правильно! Она на всю жизнь остается первой, нет?
Это «нет?» показалось Сергею несколько фальшивым и явно заимствованным у Юлиана Семенова, который тоже любил вкладывать в уста своих героев такой вопросец в конце чуть ли не каждого монолога. Особенно отличался этим незабвенный Штирлиц. На всякий случай Серега согласно кивнул. Расспросив Сергея о родственниках, о нынешних порядках в политехе, Николай Иванович в конце сказал:
— Значит, Сереженька, будете работать в отделе обращения с отработанным ядерным топливом, или, по нашей нумерации, — в отделе сто семь. Хоть у него и есть начальник отдела, но чисто номинальный, фактически отделом руковожу я. Взял я нас на работу с дальним прицелом. Вы сами увидите, что народ в отделе собрался… ну… скажем так, в возрасте, и волей-неволей приходится думать о перспективе. У меня сейчас совещание, поэтому я с вами прощаюсь, а Ирочка вам все покажет. Идите и осваивайтесь, не робейте, народ у нас хороший. В случае чего — спрашивайте, не стесняйтесь.
