— Я собираюсь поехать туда в следующем месяце. Это правда, что диаметр закрытой Зоны пятьдесят километров?
— Тридцать, Карл, тридцать, а диаметр Зоны полного отчуждения — десять километров.
— Рауль, где Сибирь, а где Украина! Там надо хранить отходы! — Швисс для убедительности ткнул пальцем в стоящую в центре стола бутылку. — В этой Зоне! Построить хранилище, два, три, сколько надо! И хранить там! Это выход и для нас, и для вас. Вот довод для наших депутатов. И кость «зеленым», чтоб они ею подавились!
— Захотят ли украинцы? Помнится, у них в законодательстве есть… по-моему, что-то о запрете транспортировки радиоактивных отходов по украинской территории.
— Наплевать, Рауль, мне на это наплевать! Новый украинский Президент рвется в Евросоюз, во Всемирную торговую организацию… А за все надо платить, разве я не прав? Так пусть платит! Его нужно взять в тиски, Рауль! У него проблем — выше головы, а надо еще добавить! У Президента проблемы с парламентом, конфликт в правительстве… Если нажмем мы, а с другой стороны вы, то ему некуда будет деться!
— Право, я так глубоко не интересовался…
— Зато я интересовался и уверяю тебя… Парламент принял колоссальное количество льгот для населения, а денег нет. Остатки бюджета разворовываются, восток страны настроен враждебно. Там за черта проголосуют на первых же выборах, только не за него. Президенту сейчас позарез нужна поддержка Европы, а если еще… — Швисс неловко глотнул водки и закашлялся.
— Что еще?
— Ладно, об этом потом, это не главное, это тактика. Ведь мы сейчас рассматриваем вопрос стратегический. Надо заставить украинского Президента пойти нам навстречу и разрешить хранение отработанного ядерного топлива в Зоне.
— Это большая игра, Карл.
— Разве она не стоит свеч? По малому бить, только кулак отобьешь.
— Может быть… Может быть…
Сереге неслыханно повезло: его заметил на государственных экзаменах директор атомного института Яблочко. На самом деле институт назывался совсем не так, а длинно, умно и сложно, но Сергей сразу окрестил его атомным. Почему директор положил глаз именно на него, Сереге и самому было непонятно.
«Бывает же так — раз, и понравился, — думал он о столь значительном факте в своей биографии, — а бывает и совсем наоборот: люди отталкиваются, словно два одинаковых полюса у магнита. Вот не нравятся друг другу, и все. Антипатичны до дрожи внутри. И никто никому ничего не может объяснить, в чем тут дело. Да хоть сто раз объясняй, какая разница?»
