Вдруг затеплились меж
стволов печальные светочи. Лунное парное маревце над сугробами поплыло, ширилось
сияние - золотые копья ограды выявились. Анна вскрикнула. Остановилась.
Неужто погост, а на погосте
свечки кладовухи горят, и стоят в белом до полу Те Самые.
И матушка с ними без
лица.
Да воскреснет Бог и расточатся
врази его.
Оттолкнула подружка Анну
назад, за спину. Выступили ловкие жилы на ладони - уронил Кавалер перчатку в снег.
- Я один пойду. Посмотрю.
Стой здесь. - будто замок лязгнул, с хрипотцей, разве так подружки разговаривают?
Лихо скинул разузоренный
тяжкий кафтан на яблоневый сук, в рубахе да жилете длиннополом, посигал сапогами
по целине, придерживая эфес бальной испанской шпаги.
Стояла Анна в снегу слепая,
будто обокрали ее и оставили.
Подвело низ живота меж
бедренных косточек, затянула мутная подлая боль. Мутороно, Господи. Кто со мной
сегодня?
Скрипнули ворота, заскребли
по наледи.
- Анна, Анна! Мы нашли
Рождество! - крикнул Кавалер счастливый, взмахнул рукой - вся куафера мудреная по
плечам рассыпалась - над губами парОк взлетел.
А за его спиной, за высокими
сквозными воротами, икарийскими крыльями - пригорок пленного оленьего гая вздыбился.
На белом пригорке - глазом не осилить красоту, расставлены домики снежные, с маковками
да флюгарками, с окошками и крылатыми крылечками - мельницы, церковки, палаты, гостиный
двор. Не сосчитать - сколько, вся Москва из снега выстроена и в каждом домике горела
рождественская свеча, тонким светом, янтарем- яхонтом полнились наливные снега.
Свет невечерний.
Без сердца вошла в ворота
Анна. Ни слова не говоря, погуляли между снежными домиками, узнавали. Вот Белый
Город, вот башни - Набатная, Водовзводная, Благовещенская, Кутафья, вот Константино-Еленинская,
вот Безымянные - две сестры, вот Боровицкая с мостом и воротами. Успенская звонница,
Чудов монастырь и Вознесенский и много, много иных, всей красоты на Москве и не
расчислишь.
Так и странствовали подростки
в Москве снеговой по пояс, стеснялись поступи великанской. А весной все растает.
Холодно. И горячего выпить
хотелось, в горле першило.
Добрели до вершины холма,
где перед беседкой Венериной папенькин кобель Любезный погребен под колонной. Опушка
гая маячила за решеткой. Круглый летний стол под ивами поставлен. Лавки заиндевели.
Сели друг напротив друга - Анна и Кавалер. Глазами не встретились. Кавалер нашелся,
вынул из сапога высокого плоскую венгерскую флягу с кистями. Сначала сам отхлебнул.
Любезно подал Анне. Она бесстрастно пригубила - и ожгло губы едкой перцовкой, точно
прачечным ключевым кипятком.
