- Покажи мне курочку!
Щурилась старая кошка.
Помалкивала. Облизывалась.
Спать пора.
Гриша Марусе особо постелил
под окошком, как всегда.
Поставил в изголовье
кружку с водой, положил на дно серебряный крестик, как всегда.
Вечернее правило прочли,
добавил Китоврас деревянного масла в лампадку синего стекла, как всегда.
Сказал:
- Спи, Маруся. Забоишься,
вставай, меня буди.
Легли оба под цветной
ситец - малая и старый на спину, руки за голову заломили, как всегда.
Серенькая у девочки на
груди пристроилась, навевала дремоту воркотанием, как всегда.
Первыш в конуре спал
на соломе, стукал об пол задней ногой. Бежит, бежит во сне, убежать не может, как
всегда.
Черная курочка-ночь покрыла
одним крылом дом в Нововаганьковском переулке, у подножия Предтечи.
Бродил по окраинам октябрь
с воровским фонарем, воды подмывали берега, меняя их облик, полнились подвалы земной
сыростью. Замерли лопасти речных мельниц. Ненастье минуло, впитались дожди в дерево
обжитое, в промоины трехгорные, в желоба, да кувшины, да в кадушки с мочеными яблоками.
Ни огня на Пресне.
Скользко поднимались
полуночники-чужаки по косогору, от реки Пресни, падали, изгадились, друг другу руку
подавали, чуть поклажу не потеряли.
Прыснули две тени - одна
сермяжная косая сажень, вторая - фасониста, рюмочкой препоясана, невесть в чем душа
держится.
Задышали на вершине холма,
хорошо, как хорошо! Дошли.
Стрёмно дышала осень
бочкой винной, прелью лиственной, черноземом, хмелем да миндалем.
Водостоки раззявились
жестью и вспенились раструбы брагой октября. Щебетал последний дождь на кровлях,
низко к крестам и наготе ветвей опустились лобастые войлочные небеса.
Фомка кривая - воровская
подружка - сбила напрочь засов.
Скрипнула настежь воротина.
Тявкнул Первыш с хрипом.
"Чужой!"
Нож в пёсий подгрудок
по рукоять прыгнул с проворотом. Журба пёсью морду вывернул, только хрустнуло. Ловкое
дело, не вякнул - из ноздрей поплыло черное.
Положил сторожевой Первыш
выворотную морду на лапы. Издох.
Перекрестился с испуга
наоборот Наумко Журба, туесок стиснул, снял крышку и черным вязким облил стены и
дверь - так щедро, будто кропил.
Полилось жирное варево
потеками.
В воротах Кавалер с потайным
фонарем в клетушке стоял. Качался с носка на каблучок.
Жгут соломенный вынул
из-под полы, запалил куклу на фонарном фитиле и бросил высоко и метко.
Огонь на Пресне.
Тягость свинцового сна
беспокойна, а во сне черные лисы за красными лисами колесом сплелись, с треском,
сполохами лоскутными.
