Хоть кинься от меня в
птицы воздушные, я пером в крыле твоем левом сделаюсь. Хоть в синее море пойдешь
рыбою, а я с тобой поплыву, по сторону по правую в пучину веселую. Хоть в степи
прорастешь ковыль-травой, я к тебе приступлю с острой косой, взмахну - поляжешь."
Разговоры то все о Пресне,
да о смородине сами собой лились, будто колыбельные. Журба слушал речи друга миловидного.
Заворожен, обаян, усмирен навсегда.
"А неспроста Пресня
у подола Москвы раскинулась заставами, а неспроста на холмах отцветают осенние барские
бессмертнички, да чертополох, да волчьи ягодки.
Это для незваных, Журба,
Господь последние сады насадил окрест, в них после смертной муки, отдохнем и опомнимся
от житья собачьего, набродимся вдосталь по зарослям сорным рука об руку, без слова,
без мысли, без искуса.
Как помрешь, Журба, ты
к столу праведных не садись, хлебушек белый в солонку не макай - из грешных слез
в раю соль вываривают, наше мясо праведники на золоте делят, наше осуждение - им
в наслаждение.
Ты притворись, что заблудился
на Пресне в трех горах - вот судьи-Шемяки и бесогоны с мракобесами отступятся от
твоей души навсегда. Ты дождись меня, Журба, во плетях, во терниях, в колокольнях,
да голубятнях, будем вместе коротать безвремение московское.
Дикая смородина по садам
болит, на три цвета гроздочки налились - белей белого, черней черного, красней красного.
Белая смородина зимой
зреет, когда по пьяному делу в сугроб провалишься, да так и застынешь до весенней
половодицы. Когда мать младенца во сне задавит нечаянно молочной грудью. Когда каменщик
или иконописец с лесов сорвется вдребезги. Когда невеста целочкой помрет за день
до свадьбы, из папоротника нецветного вьют ей венок, кладут в белом холсте в новый
угол кладбища.
Вот такая смородина белая, младшая сестра.
А черная смородина, она
в ноябре выпадает, как первые грязи оснежатся - и приступает тоска, поутру проснулся
молодец, краткий день промаялся, а о полночи веревку свил или вожжу отстегнул, на
чердаке через балку перекинул петлю и айда плясать на весу, без креста, без памяти.
Высота, легота - на дворе
от немоготы житейской лютая трава. Вот такая смородина черная, средняя сестра.
На полслове замолчал
Кавалер, карты потискал тасовочкой, ловкими пальцами стал на досках малый домик
городить - дунь-рассыплется, стены - вальты, дверки - шестеры, крыша - некозырный
туз-бардадым. Алые узоры на рубашке карточной словно червецы расползлись. Не вытерпел
Журба, утер безносье каляным рукавом гунки кабацкой, а сам просит - не отстает:
