- Плюй, внучек, все плюют.
На счастье.
Вывернулся Кавалер из
бабкиных пальцев, укусил ее до крови, стал собой дыру закрывать, зеленую занавеску
вкось потянул. По толпе шепот пошел. Бабка лестовкой пригрозила - а внук сказал
вяло, будто с той стороны калинова моста, бескровным голосом:
- Пошла вон, сука. Не
позволю Москве в меня плевать.
Бабка закрестилась, крикнула
приказ, налетели ловкие холуи, уволокли окаянного в покойный возок. Заколотили колеса
под гору. Ни жив, ни мертв сидел малый грешник на скамье, ждал лютого наказания.
Бабка молча перелистывала свои четки, придумывала кары. Желтые огни мерцали по-татарски
вслед, снегопад застил все на свете.
А дома ждала беда.
Глава 5
Беда спасла Кавалера
от бабкиной мести. Посетила крепкий двор скучная дочка смерти - болезнь, Оспа Ивановна.
Сама мать Татьяна Васильевна
в постели свечой горела, сына к себе не подпускала, в струпьях корявых по самые
брови - на последнем издыхании просила бабку: красоту его сохрани, если он обезобразится,
мне в могиле покоя не будет. Бабка прикрикивала на дочь без милости: Нашла о чем
думать, дура, полдома в лежку лежат, сама в гроб глядит, а туда же, все об исчадье
своем. На том свете за каждую оспинку воздадут жемчужинкой, а его краса - ему самому
и людям пагубное зелье"
Все на себя взяла бабка
двужильная. Докторов с порога выставила. Здоровым девкам приказала печь блины и
пироги, семенила на двор, кланялась, закликала льстиво:
- Воспа Ивановна, пожалуйте
к нам доброту нашу кушать, цукарным вином запивать!
Приказала оспенных парить
в бане, сама прижигала струпья муравьиной водкой, готовила пепельную присыпку с
ладаном. Ей-то что, с малолетства вся, как песок после дождя, рябенька, к ней хворь
не липла.
Кавалера держали взаперти,
выпускали в залу вечером ужинать. Света не вносили. Бабкин блюдолиз, Данилушка-пустосвят,
совал в дверь брюзглую рожу, скороговорничал:
- Розан белый, маков
цвет, мамка сдохла али нет?.
Не плакал. Строго возражал
пустосвяту, соболиные брови сдвигал:
- Моя мать никогда не
умрет.
Тяжелы стали гуси-лебеди
на подъем, спали по углам, как ручные, голову под крыло завернув. За дробным переплетом
оконцев по старому обычаю слюдяных, сыпали тесные облака на Москву из просини пепельные
оспенные перья.
На Вербное дали Кавалеру
денежку, поставили в круглом покое с медным глобусом и книгами, привели девчонку
из портомойни, одногодку. Сказали целовать ее в лицо с любовью и денежку взамен
ей отдать. У одногодки и лица-то не было - струп на струпе, расчесалась докрасна.
Куда целовал не помнил, шершавенько на губах, горячо, мокро. Потом больную умыли,
давали в чашке мутные обмывки,"с лица воду пить". Купили Кавалеру оспицу
за медные деньги. Скоро уложили в постель. Бабка детские запястья крепко накрест
к постели привязала, чтоб лица не касался, обойдется отродье без Божьего жемчуга.
Рвался из пут, потом устал. Когда мать, еще слабую, после болезни принес на руках
к сыновнему ложу дюжий гайдук - обезображенная недугом Татьяна Васильевна только
руками всплеснула. Чистый, как рождественский снежок, как белый хлебушек, ни вереда,
ни выболинки на личике - так бы съела.
