Золото переливалось через
края колоколен, и золотое яблоко на шпиле дома в саду видало виды, золотые березняки
над старицей Москвы-реки взапуски бежали по склонам, ковши сентябрьской воды золотом
остывали в каретных колеях, золотые лисы из леса прибегали лакать золотое змеиное
молоко в подполе, золотые грозы на Сухареву площадь орехами некалеными сыпались
из бездонных корзин, золото под кожей княжеской кипятком хлынуло вспять. "Хороню
я золото, хороню я серебро, чисто золото пропало, все закуржавело." - растащили
соседские девочки золото в горсточках, разбежались по рощицам и хоронили золото
с пением.
Не для славы - назло
дитя вызолотили, чтобы добычу выследить, ослепить и пометить. День и ночь настигала
Кавалера с небес пасмурных свистопляска гусей-лебедей.
Вечером целовали мальчика
фарисеи в горячий лоб, клали в постылое тепло на бочок, тушили свет, только лампадка
в углу подмигивала. Оставляли гусям-лебедям на съедение. Говорил Кавалер: боюсь...
Отвечали: молись.
Черная бабка по дому
ковыляла на больных ногах. За всеми присматривала. Не велела окон открывать по весне
- десятилетиями в тесных погребцах, в тайных комнатах, на лестницах со львами гербовыми,
в людских светелках душила пыльная старина. Курили индийскими свечами-монашками
для освежения воздуха, на раскаленный кирпич мятную воду лили. Оседал горький пар
на тусклом богатстве.
Не велела бабушка ногой
на ноге качать - беса тешить. Не велела бабушка смеяться в голос - потом горько
плакать будешь. Не велела соль щепотью брать - так Иуда брал. Для солонки можжевеловая
ложечка положена с крестом и мертвой головой на коковке.
Бабку все побаивались
- и мать Татьяна Васильевна, и дворня, и гости.
Давно бабка отказалась
от мирской жизни, надела черное камлотовое платье, в миру исполняла скитское правило,
носила вокруг запястья в семь оборотов не четки, а кожаную лестовку, по числу молитв
староверские узлы накручены, только по ним и можно на небеса вскарабкаться. А всех
остальных, кто сбоку припека, тех ангелы - псаломщики столкнут с небосвода золотыми
вилами в зловонный ад.
Приводили Кавалера к
целованию руки поутру. Бабкины покои заставлены до потолка ящичками, складнями,
ковчежцами, все у бабки святое - и травы сухие палестинские, и косточки угодничиков
и даже пяльца святые - Богородичные - на святых пяльцах вышивала она себе сослепу
по паучьи гробный покров - и ангелов с вилами и Спаса Немилостивого, Страшный Суд
без Прощения. На сундуках дрыхли дуры, дураки, уродливые страннички, калечные горемыки.
Безногие игоши на дощечках с колесиками шкандыбались по наборным полам. Всех, кого
Бог одолел, сначала пожалуй, а потом руку целуй.
