- Болванчик идет!
Мамка-хозяйка, на половицу
харкнула бурым, таракана плевком убила, по слуху узнала червонные каблучки на крылечке:-
Да чтоб его вздуло да разорвало! - и обрушилась мамка на заполошницу - Что встала,
сучье мясо? Собери девок, какие не заняты.
Два бритых жихаря не
допили, поднялись и под ситцевую занавеску на черную лестницу сиганули шухером.
Знали: если встретится по ночному времени Болванчик, удачи в ночном деле не будет,
учуют легавые псы. В глаза его Болванчиком не окликали, с первого раза он назвался
Кавалером. Вошел мальчик, фонарь потушил. Весь с ног до головы - в ржавой непрохожей
грязи. В волосах листок ясеневый застрял, глаза веселы и ласковы, хоть целуй, хоть
выколи. Варилось гольё на огне, прели смердным паревом: рубцы, сердца, говяжьи кишки,
начиненные ячневой кашей, щековина с ворсом. Всяк за медяк в том котле вылавливал
ложкой из накипи. Ела голь по углам свиные горла. Торговля вином и хмельной бузой
шла круглосуточно ведерная и чарочная. Опивались до ярости, до белой смерти. Темь
да свет в кабаке под балками в испуге пополам блудили. Девка за девку пряталась,
тряпьем лицо закрывали: Пусть не меня выберет Болванчик. Боже Святый, Святый крепкий,
Святый бессмертный, не меня! - истово молились бляди на Пресненских прудах осенью.
Таня беглая, Машка-маханина, Сашенька гулящая, Марфа-расстриженка, Настя нижегородка
с лузгой на губе, Алена-хвалёна, из мещанских сирот. Всех вместе сгруди - выйдет:
блядь стоглавая, всероссийская. Таких в Москву возами волокли на срамной торг. Дозоры
останавливали проезжающих, строго спрашивали: Что везешь?" Умный возчик кому
надобно за обшлаг денежку совал, отвечал: С хреном еду, батюшка...". Дрожали
девки вповалку под рогожными покрышками. Дозоры посмеивались, потребную денежку
считали: Ишь ты, все с Богом едут, один ты - с хреном. Так и езжай с хреном. Так
и ехали.
Долго выбирал Кавалер
девку. Одну взял за пясти. В глаза заглянул. Как тебя зовут, говори, не бойся. Анна.
Хоть по евангельски читай, хоть по-басурмански - справа налево, все одно выходит
- попалась. Ласково повел под занавеску дебелую Анну - убивать. Вперед пропустил,
вежливый. Напослед обернулся, локон свой длинный, проклятую смоль, как с ведьмы
киевской, на палец намотал, прикусил, дразня, и опустил занавесь за собой. Остальные
девки выдохнули, посветлели. Спасибо, Господи!
Восемь кабаков на Пресненских
прудах всё знали, застыли в бессилии.
