- Поди сюда! Орешков
хочу!
Торгован полез сапогами
в палисад, поднял в фортку кулек с орехами, а Маруся ему навстречу потянула белую
тощую ручку. На ладони разменные денежки. И пахнут денежки гарью и уксусом. Зачернели,
по краям оплавлены.
Тут Гришка Китоврас вернулся,
увидел такое дело, в дом чертом вскочил, девчонку поперек живота - хвать и ссадил
с лавки.
Вышел сам - свои, обычные,
деньги торговцу бросил:
- На и пшел. И впредь
не таскайся - убью.
Орехи передал Марусе
только из собственных рук. Она их оселком колола, смеялась, курлыкала, как горлинка.
Все ей радость, вылущила
из скорлупки нутро, понесла Грише, мириться.
Китоврас сидел за столом,
весь - медвежьим горбом, свесил кудлатую башку, кулаком лоб подпер.
Маруся за рукав его дерг-дерг
и потянула ладонь. А на ладони - орешек золотой.
- Что ж мне с тобой делать?
- спросил Гришка, так уж и быть, пожевал ядрышко. - Христа ради, не ходи со двора
без меня, никого в дом не зови. Не ходи без меня на Москву гулять.
- Не пойду больше на
Москву гулять - обещала Маруся. На том и поладили.
Дважды в год Гриша Китоврас
водил Марусю в церковь Иоанна Предтечи, слушать Всенощную - на Рождество и на Пасху.
Наряжал приглядно, голову
ей покрывал косынкой.
А перед выходом повязывал
аленькую ленточку одним концом - на ее запястье, другим на свое.
Вел по улице Марусю на
аленькой ленточке. Он - то большой, она маленька, расступалась улица, кланялись
им - а они в ответ, со светлым праздником.
В храме стояли, поклоны
клали, в Причастию приступали, этой аленькой лентой, как нерушимой кровиночкой,
воедино связанные.
На шаг от мужиковой привязи
девчонка отступить не могла, да и не хотела. Вернутся, он ту аленькую ленточку отвязывал,
и за образа про запас прятал.
Девчонке на Рождество
пряничного баранчика купит в утешение, себе вина нальет, Первышу мосол из котла
кинет - год прожили и Слава Богу.
Дети с гор катались на
ледянках, колядовать со звездой бегали, снежные крепостцы строили и рушили на Преснецком
льду, а Марусе нельзя. Сиди дома, не гуляй, аленькая лента не велит. Она на заиндевелом
оконце подталки продышит, смотрит, печалится.
Небо пресненское синем
сине - высоко, не достать - ясный месяц на кресте сидит, птица клест, хвост до самых
звезд, крестным клювом на елочке пощелкивает, сосулки на стрехах наросли.
А в доме у Китовраса
тепло, жильем пахнет, кашей и печеным хлебом.
Все вещи будто сами выросли,
налюбленные, обласканные, прочные: подоконницы и лавочки узорами играют, прялочка
расписана, луковые низки на стенах сушатся.
