И к Никифору.
Тот сидел, прислонившись спиной к дереву. Морщился от боли. В боку ордынская стрела.
— Живой! — несказанно обрадовался Собинка.
— Живой-то живой… — кряхтел Никифор. — Да попадись мне тот латник…
— Не попадётся более. Сшиб я его из Вепря!
— Чужой смерти веселиться грех… — нахмурился Никифор.
Смешался Собинка. Эва, праздник нашёл, человека лишил жизни. Никифор увидел, что поскучнел его новый помощник и товарищ, ободрил:
— Не кручинься. Тут война. Врагами начатая. Что поделаешь? Злую силу можно одолеть только силой же. Иного пути нет!
Глава десятая
Пушкарь Собинка
Стрелу вынул и перевязал рану Никифору проворный Герасим. С прибаутками. Утешал:
— Потерпи. На свадьбе у внуков будешь вприсядку плясать!
Никифор стона единого не издал. Сидел с каменным лицом. Только перекатывались желваки на скулах. Да пот бежал со лба и шеи. Шутка ли, из живого человека выдёргивали здоровенную стрелу, что почти насквозь прошла.
Гришка подле топтался-маялся с виноватым лицом.
Прискакал сын боярский Николай Михайлов, начальный над Никифором и другими пушкарями.
— Великий князь Иван Иванович хвалит тебя за службу — пушечный выстрел в пору и меткий. А также, услышав про рану, изволил спросить: можешь ли далее быть при своём орудии? Нужна ли тебе замена? И есть ли просьба, кою бы великий князь исполнил тебе в награду?
— Великому князю мой низкий поклон, — отвечал Никифор с одышкой. — Служить и впредь буду в меру сил. При пушке останусь. Что до выстрела, коим отогнаны были супостаты, то не моя заслуга. Его вот… — указал на Собинку.
— Он?! — Сын боярский с удивлением посмотрел на Собинку.
— Он самый… — подтвердил Никифор.
— Доложу великому князю, — пообещал сын боярский.
— Просьба же у меня одна: чтобы этого труса мерзкого, — кивнул в сторону Гришки, — забрал от меня немедля. А заместо него дозволил оставить Герасима.
Герасим пополнил слова Никифора. Описал, как сползла вдруг пушка. Как устремился к ней Собинка, а Гришка задал стрекача и справлял труса в кустах.
Тут Никифор приоткрыл глаза:
— Пущай тому лиходею скажет спасибо. Кабы не стрела, умыл бы я его харю кровью заячьей, трусливой…
Сын боярский сверху вниз глянул на Гришку:
— Получит своё. — И слабодушного Никифорова помощника плетью ременной вдоль спины: — Пойдём, голубец!
Дёрнулся Гришка. Охнул. За конным сыном боярским рысцой припустился.
— Зря ты его так… — вступился Собинка. — Струхнул малость. С кем не бывает?
— Дурень! — осерчал Никифор. — Из-за него чуть не погибли. И кабы одни. Окажись на твоём месте такой вот Гришка, что вышло бы?!
