И когда ринулась ордынская конница, Никифор сумрачно предупредил:
— Держись, ребята! Ноне лихо придётся!
И точно. Как в воду глядел.
Не в пример вчерашнему, шире растянул по берегу войска хан Ахмат. И неведомо было, где замыслил нанести удар и прорвать русскую оборону.
Гуще и метче полетели опасные ордынские стрелы.
А главное, и это быстро поняли в полках на левом берегу, велено было искуснейшим стрелкам ханского войска выбить русских мастеров огненного боя: пушкарей, пищальников, пеших и конных воинов, вооружённых ручницами.
Заряжать пушку — дело долгое. Потому медлил Никифор с первым выстрелом. Выжидал, дабы пушка, прозванная Вепрем, голос подала в наиважнейшую минуту. Кроме того, не хотел до срока обнаружить расположение грозного оружия.
Однако тут просчитался.
Видать, со вчерашнего дня запомнили враги березнячок, где стояла пушка. Едва вылез из укрытия Порфишка, малый проворный и смелый, застыл Собинка, вытаращив глаза. Две стрелы разом поразили Порфишку. Одна — в грудь, другая, словно для верности, — в горло. Захрипел Порфишка, взмахнул руками, точно хотел улететь с проклятого места. И, согнувши колени, повалился головой в воду.
Собинка, опомнившись было, — к нему. Никифор, спасибо, остановил. Рявкнул, не хуже Вепря-пушки:
— Назад!
И в пору. Три или четыре стрелы, не разобрал Собинка, просвистели над ним.
Пригнулся Никифор подле пушки.
— Вишь, что делают, стервецы! Учуяли силу огненного боя. На нас, ровно на зайцев, открыли охоту. Берегись теперь! Жаль Порфирия, царство ему небесное! Сумеешь за него?
Кивнул головой Собинка:
— О чём толковать?
Свирепо, с визгом и дикими криками, рвались Ахматовы конники к левому берегу. Накатывались новыми волнами.
И несли тяжёлые потери. Встречали их меткие стрелы. Огненный бой многих пушек и пищалей вносил замешательство, приметно помогал русским ратникам.
Полдень миновал. Никифор с беспокойством глядел на пушку. Запаляя фитиль, приказал Собинке:
— Отойди подалее. Кабы не разорвало…
— Здоровую такую? — удивился Собинка.
— Всякое бывает…
Только к вечеру, когда стало смеркаться, отошёл враг.
Вскоре по обоим берегам Угры загорелись костры. Два войска, утомлённые сражением, отдыхали. Впервые за долгий изнурительный день сели русские ратники у котлов с горячим варевом. Ели жадно. Разговоров и шуток было куда менее, чем вчера. Хоронили убитых. Перевязывали раненых.
Воеводы и иные начальные люди объезжали своих воинов. Были озабочены. Понимали: позади два тяжёлых ратных дня. Третий легче не будет.
