Через лесную биржу, опять прыгая от бревен и вагонеток, бригадиры направились к заводским корпусам.
По углю, кучам золы, шлаку, дровам и запаху, до тоски щекотавшему заскорузлое сердце, Липатов нашел кочегарку, вошел в нее тем кочегарским шагом, которым ходил полтора года назад.
— Здорово! — крикнул он шуровавшему кочегару.
Тот, не оборачиваясь, захлопнул дверцы, сунул шест в угол, по-бараньи нагнул голову и, тыркая, затряс ею, разбрызгивая усеявшие лицо капли пота.
— Здравствуй, — поднял он голову. — Икскурсия?
— Не-ет, бригада. Проверяем, как выполняете договор.
— А-а, искадронщики! Здорово! — Кочегар о грудь вытер правую руку и поочередно поздоровался с красноармейцами. — Ну, как живете?
Липатов не слушал. У него, как у охотничьей собаки, завздрагивали ноздри, ноги сами готовы понести его к шесту, к раструбам, к углю. Привычно надвинув фуражку, он лихорадочно пырнул тяжело дышащее пламя, разворошил раскаленные угли, поднял почерневшее дно наверх. В печи далеким ротным залпом стрельнуло, угли пыхнули, и пламя залило кочегарку бледно-красным заревом. Липатов по-кочегарски наклонился, с силой тряхнул кудлатой головой, брызнул на вспыленную землю горячим рассолом пота и, улыбаясь, взглянул на товарищей.
— Так, правильно. Кочегар — ничего не скажу. Вижу, — бормотал кочегар, любуясь богатырским сложением Липатова.
А когда Липатов недюжинными взмахами, как землечерпалка, начал сгребать уголь, кочегар стащил прожженную шляпенку, хлопнул ею по ноге.
— Эх, черт, эх, сукин сын! А? Вот дьявол! Вот бы нам такого, а? Да мы бы с ним, знаешь! Как его звать-то? Липатов? Липатов! Слышь, приходи седни вечером, ко мне. Пра, и липатят этих тащи. Раздавим по малой. А? Эх, черт! Нельзя только, а то бы мы разделали. — Он хлопнул шляпой, поднимая тучи сухой перекаленной пыли, забегал во все стороны, командовал. — Ну-ка, шуровни вон в той! Золу просей мне и выгреби.
— Ша! — повернулся он через минуту к Карпову и Кадюкову. — Последние дни на угле, переходим на опилки и отбросы.
Остыл кочегар. Роняя вязкую тину слов, под глубокие вздохи сгорающих углей, повел рассказ.
— Воюем. С заводчиками воюем. Со своими-то кончили, теперь со скандинавскими и с финскими. Там ведь как, там ведь по десять часов жарют. Там ведь не больно агитируют насчет прогулов-то: не вышел — и к ноге. На бирже нашего брата — пруд пруди... В Голландию возим. В газетах вон пишут, что самим не хватает, строимся, а вот приходится вывозить. За прошлый год мильен в казну положили, нынче хотим полтора. Не знаю, как выйдет.
