— Дело, ребята, погано, — обратился он, осматривая их по очереди.
— Какое дело?
— С договором... Проваливается... Заключить-то заключили, а... дальше-то не двигаемся.
— Брось ты, — отмахнулся Ковалев, не любивший серьезных разговоров. — У тебя всегда что-нибудь неладно.
Куров молча посмотрел на него.
— Вместо девяноста процентов на рубке сегодня мы дали только семьдесят два. Осталось еще одно занятие, и, если мы чего-нибудь не придумаем, оскандалимся на весь эскадрон.
Эти слова и невеселый вид Курова плеснули в красноармейцев холодом. Видя вытянувшиеся вдруг лица товарищей и сообразив, что, видимо, тут что-то серьезное, обмяк даже Ковалев.
— А с пикой не знаешь как? — вполголоса спросил Савельев.
— Откуда он знает? — загудел Карпушев, сердито взглянув на Савельева. — Не занимались ить ишо с пикой-то.
Замолчали. Украдкой посматривали на Курова, Липатова и Карпушева — взводных заводил, ожидая, что они что-нибудь должны решить.
— А ета... у их как? Не слышал? — кивая головою на стену, за которой был второй взвод, спросил Абрамов.
— Не знаю.
Опять помолчали. В коридоре громко хлопала дверь, из второго взвода слышалось глухое гуденье говоривших.
— Как же теперь?
— Чего как? — с досадой ругнулся Липатов. — Тут дело ясное, надо рубить.
До самой поверки просидел взвод над этим вопросом, но ничего исчерпывающего не придумали. Решено было рубить с деревянной кобылы, так как взводные учения занимали лошадей почти целый день и вечером на них работать уже нельзя.
На следующий день они прямо с уборки лошадей отправились за конюшни к деревянной кобыле, но из всего этого ничего не вышло. Кобыла была занята третьим взводом, рубившим здесь во главе с Люшкиным, а когда последние уступили ее и первовзводники начали рубить, для них стало совершенно очевидным, что они затеяли пустое дело. Рубка с кобылы людям, прослужившим без малого два года, — это все равно, что для профессора чтение букваря.
Бросили кобылу. Некоторые принимались рубить спешенно, но и из этого ничего не получилось.
Дело складывалось очень невесело.
Куров, оставшийся один, стоял около деревянной кобылы, раздумывал над положением. Подошел Люшкин.
— Ничего не выходит, Куров?
Куров тупо взглянул на него, не разобрав, что ему надо и зачем он тут.
— У нас, слышь, тоже ничего не получается, — продолжал Люшкин, досадливо хмурясь. — Здесь рубим на ять, а вот как сядем на живую лошадь, так либо промахнешься, либо лошадь обнесет. Плохо, а тренироваться негде. Какая это тренировка на деревянной кобыле!
