— Все еще спит, шалава, — присаживаясь к Ковалеву, пробормотал Артем. — Ковалев! — толкнул он его в бок. — Почему у тебя бадьи не хватает?
— А?
— Спишь?
— Нет, не сплю.
— Дремлешь только? Где, говорю, бадья?
— Какая бадья?
— Бадьи у тебя не хватает.
— Во второй взвод, наверно, утащили.
— Нету там, спрашивал.
— Как нету? — вскочил Илья. — Сам утащил, потом спрашиваешь! Тебя хлебом не корми, только дай кого-нибудь подсидеть.
— Как же я мог утащить у тебя, ты же не спал! — съязвил Куров.
— Пошел ты, свет, подальше!
Куров молча посмотрел на него и поднялся.
— Сам доложишь командиру-то или сказать?
— Чего? — похолодел Илья.
— Про сон-то...
— Говори, подлиза.
«Безнадежный», — подумал Куров, играя желваками своих азиатских скул.
— Убери скорее навоз, сейчас смена, — бросил он Илье и отправился будить смену.
Кургузый Фома ушел из эскадрона следом за Мироновым. Он, конечно, сделал это так, чтобы Миронов не видел его. Зачем он это делал, Фома и сам бы не смог объяснить и, несмотря на то, что чувствовал нелепость этого, все же от Миронова не отставал. Они прошли березовую рощу, пересекли окраину Костовы, и уже у последнего дома спрятавшийся Баскаков увидел, как Миронов постучал в калитку. Вскоре вышла девушка.
— Пришел? — слышал Фома ее голос. — А я уж думала, что тебя не пустят, хотела лечь спать.
— Пустили, — ответил Миронов, — до двух.
«Врет он», — хотел крикнуть Фома из своей засады, но вовремя спохватился, вспомнив, что и его не пустили.
— Да, собственно говоря, я и в любое время могу прийти. Во-первых, я в доверии у старшины, а во-вторых, с командиром эскадрона у меня все по-товарищески. Он даже хочет, произвести меня в командиры отделения. Икстерном, — добавил он небрежно, подчеркнув это казавшееся ему красивым слово.
— Врет как сукин сын, — шептал в это время Фома, — врет, как сивый мерин. И что она в нем нашла хорошего, не понимаю.
— Сколько ты будешь тогда носить знаков? — спросила она.
— Знаков? На первый раз два треугольника, а там видно будет. Может, удастся сдать за нормальную школу, тогда сразу в комвзводы. А ты что же это так легко оделась? Озябнешь.
Миронов подвинулся на скамье поближе и обнял девушку. Девушка не сопротивлялась, но смотрела на него недоверчиво и с укором.
— В городе-то как жил? Небось барышни знакомые были?
— Быть-то, конечно, были, медички вот, штучки три все бегали, да разве я променяю на них тебя! Никогда не променяю!
— Сволочь! — бормотал взбешенный Баскаков. — Да они на тебя смотрели-то только потому, что ты со звездой красноармейской. И как это у человека хватает смелости!
