— Что ж, в таком случае выезжаем завтра утром. Надо спешить, иначе там могут заметить пропажу обратной связи, — сказал Николай Петрович, обращаясь ко всем и в то же время в пространство.
— Можно… — робко начал было Александр Андреевич.
— Что? — резко и с раздражением перебил его господин из структур.
— Можно шмотки прихватить с собой, уж коли так…
Николай Петрович вдруг возвышенно и натянуто-добродушно расхохотался. «Ну бери, бери, а то простудишься на Севере-то!» — сквозь смех произнес он. Есть у власть имущих слабость — желание казаться великодушными и людьми с характерным русским размахом, не разменивающимися по мелочам. Николай Петрович был из таких. Им необходимо только дать возможность почувствовать над тобой абсолютную, ничем не ограниченную власть, как над телом, так и над сознанием, и много чего можно добиться, строя из себя раба. Александр Андреевич прекрасно знал это и разбирался в людях, поэтому интонации в общении с местным начальством выбирал соответствующие.
— Так, это мне, — бормотал он про себя, выдернув из пространства старинного платяного шкафа какую-то одежду, — так, а этому, этому, ну вот, Вася как раз похож был… — и вынул еще что-то. Через полминуты он был готов — начальство не любит, когда пленники «безнаказанно и нагло» пользуются их великодушием, а поэтому ценят быстроту и неприхотливость, что называют «честностью» и «взаимопониманием».
— Что это ты целый гардероб себе набрал? Не в отпуск едешь! — сдвинув брови процедил гэбист.
— Я… еще этому прихватил, если позволите, Максиму, что тоже со мной в «Д6» был, пожалуйста…
— А вот это мне нравится! Взаимовыручка — это по-нашему, по-русски, — пафосно заключил совсем раздобревший Николай Петрович, — что ж, поехали!
Через пять минут потертый трехсотый «Мерседес» катил обратно на запад.
Ровно в полночь в наручных часах Антона заиграла «Шутка» И. С. Баха, — это означало, что настало время покидать убежище. В прохладную московскую летнюю ночь вылезли четверо. Как было приятно глотать свежий воздух после долгого времени, проведенного в душном помещении, где еще и до головной боли воняло соляркой! «Девятка» завелась и съехала с тротуарной бровки.
— Надо будет сказать, чтобы завтра же здесь поставили новую решетку! — сказал Антон, призадумавшись. — А то ведь через этот бомбарь и правда в «Д6» попасть можно, хотя ключ ей-то, естественно, ни у кого нет, но все-таки…
Улицы уже совсем опустели, и даже Кутузовский, где вечером всегда пробка в направлении Подмосковья, приветливо встречал мчащуюся машину желтыми огнями фонарей. Максим опять видел свой дом, опять проезжал мимо, чувствуя, что никогда не вернется туда и навсегда умер для всех близких людей. С моста не было видно, горит или не горит свет в квартире, в его комнате, но он с горечью понимал, что пройдет еще совсем немного времени, и последняя слабая надежда рассеется, и тогда по нему уже будут гореть свечи… за упокой. Он все же оказался заживо погребенным…
