В те дни Хобарт, с его вонючими трущобами и грязными улицами, походил на некую колонию художников, где под опекой властей трудилось изрядное количество живописцев, и в числе последних: Бок, некогда подпольный акушер, который прежде продавал ртутные пилюли отчаявшимся девицам, желающим извести нежелательный плод, а ныне писал самодовольных правителей колонии; Уэйнрайт, сосланный за убийство, а теперь пристрастившийся делать карандашом наброски невинных дев, ради общения с коими он в своё время опоил жену настойкой опия, приправленной стрихнином; некто Сейвери, в недавнем прошлом фальшивомонетчик, автор манерной, дурно написанной книжонки о жизни в колонии, которая польстила здешнему обществу тем, что многократно воспроизвела присущие ему тупость и бестолковость. Сегодня вы могли видеть этих художников в каменоломнях на окраине города, то есть за причалами Саламанки, орудующих киркой, среди прочих колодников, а на другой день они уже суетливо выбегали из гостиных домов на Маккуори-стрит, в самом центре, с мольбертом и красками, стараясь как можно более походить на профессиональных эстетов, но их расползающиеся штаны из саржи, старые, грубо скроенные куртки канареечного цвета и спутанные, дурно подстриженные волосы не слишком тому способствовали.
Я же, напротив, разыгрывал роль странствующего подёнщика, перебивающегося случайными заработками, знающего своё место, и никогда не делал вид, что на социальной лестнице Хобарта стою выше той ступеньки, которая мне предназначалась, а была она в самом низу. Я не вступал ни с кем в конкуренцию, поведение моё не казалось никому угрожающим, и для меня открылись несколько пустовавших ранее ниш местного рынка.
Я обнаружил, что здесь есть спрос на такие мои услуги, как увековечение ликов седых патриархов с выцветшими глазами, лежащих на смертном одре; живописание детских трупиков для утешения скорбящих родителей из числа вольных поселенцев — занимаясь этим, я, как и человек, обряжающий тело, стремился выполнить безнадёжнейшую из задач: придать мертвенно-бледным личикам хотя бы след мягкой улыбки; изображение призовых жеребцов, боровов и обнажённых женщин, — в духе полотен, персонажи которых тают от любви, — дев, сладострастно принимающих юных минотавров, здесь я стремился скорее соблюсти стиль, чем реальность.
Воздаяние за труды не было особенно щедрым: лейтенант Перишер оставлял мне лишь десятую часть гонораров. Но всё-таки это куда легче и приятнее, чем в мороз и туман таскать камни у Мостков, ковыляя босиком в кандалах по грязи, покрытой коркою льда. И сколь ни грешен был лейтенант Перишер днём, ночью он закрывал глаза на мои длительные отлучки.
