— А в Вашингтоне?
— И в Вашингтоне. И вообще на всем пространстве от Флориды до Аляски.
Мы сидели в тени забора, раздетые по пояс, отдыхая после трудового физического упражнения по забиванию пудовой кувалдой арматурного шеста в землю на полутораметровую глубину.
Перекуривавшие зеки из моей бригады, равно как и солдатик-конвоир, загоравший с «калашниковым» на зеленой травке, пробивавшейся под майским солнышком во внешней «запретке», с недоуменным интересом прислушивались к нашему диалогу на импортном языке.
Особое любопытство проявил бродяга-полиглот, диагносцировавший нашу беседу таким образом:
— Ого, фирма базарит…
Ударение в слове «фирма» он сделал на последнем слоге.
— Забавная получается картина, Олег, — продолжал я. — Ты бывший комитетчик, это факт общеизвестный. Так?
— Бывший, — согласился он внезапно отчужденным голосом.
— Далее. Английский твой — не из самоучителя. И не из института иностранных языков. Сам собой возникает наивный вопрос: ты шпион?
— Другими словами, — сказал он, — тебе интересно знать, работал ли я в разведке?
— Вопрос, конечно, нетактичный… — вставил я осторожную реплику.
— Почему? Вполне естественный, многократно мне задававшийся… Да, работал. И особенного секрета в том нет. Имею в виду утвердительный ответ по данному поводу.
— Вновь задаю детский вопрос: почему? — сказал я.
— Потому что данный печальный факт отлично известен и котрразведке США, — отозвался он.
— Просто факт или факт со всеми подробностями?
— А вот тут ты попал в десятку, сержант, — усмехнулся он. — Насчет подробностей — напряженно…
— Понял, касаться не будем, — констатировал я, натягивая гимнастерку: к зоне, скрежеща, подъезжал бульдозер, выделенный мне в качестве вспомогательной техники местной строительной конторой.
— Ты — Подкопаев?! — высунувшись из кабины, проорал, досадливо отмахиваясь от черного выхлопа солярки, водитель. — Что делать надо?..
— Зону сносить, — сказал я.
— Ты без шуток давай…
— А я без шуток. Всю внешнюю «запретку».
Водитель выпрыгнул из кабины.
— За слова отвечаешь? — спросил с подозрением. — Или дуру мне гонишь?
— Отвечаю, — сказал я.
— Смотри, не подведи под срок… Я свое откантовался, мне хватит…
— На какой предмет пострадали? — с интересом спросил старожил тюремных застенков — подчиненный мне старичок, помимо различных зон обретавшийся еще в и монастырях, где отмаливал, по его словам, «грехи реализованных искушений», за что в колонии получил кличку Отец Святой.
— За Ленина, — четко ответил бульдозерист.
