Турецкий давно уже не думал о Фроловском-премьере, первый шок прошел у него столь же бесследно, как и у широких масс населения. Раньше они встречались всего несколько раз мельком, и с первых же минут знакомства родственник был идентифицирован как антипод. Не употреблял ничего крепче кефира, не сквернословил, источал разнообразные добродетели. От общения с ним у Турецкого возникало ощущение, будто он объелся пряников. Тошнило, короче говоря.
Но сегодня это все-таки должно было случиться. При полном параде Турецкий стоял возле своего дома на Фрунзенской набережной, разрываясь между желанием спрятаться в тень и опасением окончательно утратить презентабельный вид.
Очевидно, на дворе имел место рецидив лета, именуемый бабьим, и солнце палило нещадно, а единственное тенистое местечко, как назло, соседствовало с лужей на проезжей части. Его уже слегка окатили, после чего Ирина Генриховна надулась, оттолкнула руку супруга и отодвинулась на шаг.
Служебная машина опаздывала.
Чтобы притупить раздражение, Турецкий принялся мечтать, как выльет, якобы совершенно случайно, бутылку коньяку премьеру на брюки. Только бы у него были светлые брюки… Вообще-то… бутылки многовато. Хватит с него и двухсот грамм, даже ста пятидесяти, только бы на светлые брюки…
Строго говоря, виновником торжества являлся не Фроловский. Это их с Ириной бабушка Элеонора Львовна неожиданно нагрянула из Риги, где безвылазно просидела много лет, с тех пор как ее отправили на заслуженный отдых. Старушка была отставной актрисой и, мягко говоря, с приветом. На днях ей стукнуло 84, она заявила, что может не дожить до более круглой даты и хочет повидать дорогих родственников немедленно, только — Боже упаси! — не всех одновременно. Боже упаси!
В юбилейную программу входила пьянка с молодежью на правительственной даче. Молодежь — это Турецкие без дочери и Фроловские. Остальные не удостоились чести попасть в указанную возрастную категорию, старушенция была непреклонна.
…Костюм у Фроловского действительно оказался светлым.
— Некоторые специалисты прочат вам большое будущее в политике. — Турецкий впервые с самого утра почувствовал себя в своей тарелке.
— Я думаю, ваши сведения немного устарели, — с улыбкой парировал Фроловский.
Появилась жена премьера Вера Качалова и принялась активно приглашать Турецких заходить, чувствовать себя как дома, стараясь ослепительной улыбкой сократить, если не уничтожить напрочь, социальную дистанцию. Турецкий, и так настроенный на мажорный лад (его мечта о светлом костюме уже наполовину сбылась), зазывания пропустил мимо ушей, он беззастенчиво рассматривал хозяйку. Посмотреть было на что: невысокая блондинка, весьма эффектная, кажется, двадцать девять лет, но выглядит еще моложе, любые сравнения с Ириной Генриховной совершенно неуместны.
