Можно это пояснить примером. Наниматель при
капитализме выглядит как обладатель большой
власти над наемными работниками. Прием человека
на работу, способ использования, размер оплаты,
увольнение -- все зависит от его решения. Но эта
его свобода, так же как соответствующая
несвобода других, -- только видимость. Поведение
нанимателя по отношению к наемным работникам
есть только часть социального процесса. Если
стиль его отношений с наемным работником не
соответствует общественной оценке достоинств
последнего, возникают последствия уже для
нанимателя. Он, разумеется, может вести себя с
наемным работником скверно, но при этом ему же и
придется расплачиваться за свой произвол. Именно
в этой мере наемный работник и является
зависимым. Но эта зависимость не выше, чем
зависимость каждого из нас от наших соседей. Ведь
даже там, где законы строго исполняются, каждый,
кто готов расплатиться за свое поведение, волен
разбить нам окна или поколотить нас.
Строго говоря, при таком подходе совершенно
произвольные социальные действия просто
невозможны. Даже восточный деспот, который, как
представляется, волен делать что угодно с жизнью
захваченных врагов, должен учитывать результат
собственных действий. Конечно, в различных
ситуациях за удовольствие произвольного
действия приходится платить по-разному. Никакие
законы не защитят нас от людей, враждебность
которых столь велика, что они готовы принять
любые последствия своих действий. Но в целом,
если законы достаточно строго карают за
нарушение нашего спокойствия, мы чувствуем себя
до известной степени независимыми от дурных
намерений окружающих. Историческое смягчение
уголовных законов следует приписать не
улучшению нравов и не декадансу законодателей,
но лишь тому, что люди приучились сдерживать
себя, памятуя о последствиях, и это дало
возможность смягчить наказания, не ослабляя их
сдерживающей силы. Сегодня угроза
краткосрочного тюремного заключения более
эффективно сдерживает преступления против
личности, чем некогда это делала виселица.
Там, где точные денежные расчеты дают
возможность полностью учесть последствия
действий, не остается места для произвола. Если
мы позволим себе увлечься модными воздыханиями
над бессердечием нашего времени, которое все
переводит на язык шиллингов и пенсов, мы упустим
из виду, что как раз эта увязка наших поступков с
денежным доходом служит обществу наиболее
сильным заслоном от произвола. Именно такого
рода установления ставят потребителя, с одной
стороны, и предпринимателя, капиталиста,
землевладельца, рабочего, т. е. всех, работающих
для удовлетворения рыночного спроса, -- с другой,
в зависимость от общественного сотрудничества.
Только полная неспособность понять взаимность
этих отношений может привести к вопросу о том,
зависит ли должник от своего кредитора или
кредитор от должника. На самом деле каждый здесь
зависит от другого, и того же рода отношения
существуют между продавцом и покупателем,
нанимателем и работником. Принято сожалеть о том,
что сегодня из деловой жизни изгнаны личные
мотивы и всем правят деньги. На деле это
сожаление о том, что в чисто экономической сфере
деятельности нет места причудам и пристрастиям и
действенны только те соображения, которых
требует общественное сотрудничество.
