В сновидении, описанном многие годы спустя, он предстает членом кабинета министров, тогда как в сознательных мыслях эта честолюбивая фантазия была уже наверняка полностью забыта: во взрослой жизни его интерес к политике и формам правления был не более чем средним.
Материнская гордость за своего первенца и любовь к нему оказали гораздо более сильное, на самом деле решающее воздействие на подрастающего мальчика. Позднее он писал: «Я убедился в том, однако, что лица, которых почему-либо выделяла в детстве мать, обнаруживают в последующей жизни ту особую самоуверенность и тот непоколебимый оптимизм, который нередко кажется геройским и действительно создает этим субъектам успех в жизни». Эта уверенность в себе, подверженная лишь редким колебаниям, была одной из определяющих черт Фрейда, и он, без сомнения, прав, приписывая ее зарождение любви к нему со стороны матери. Следует упомянуть, что, как и следовало ожидать, он был вскормлен грудью.
В доме жила также старая и некрасивая нянька, со свойственной всем нянькам смесью любви к детям и строгости к их прегрешениям; она была умелой и расторопной. Фрейд неоднократно упоминает в своих работах эту «доисторическую старуху». Он любил ее и отдавал ей по обыкновению все свои крейцеры, относя, впрочем, последний факт к покрывающим воспоминаниям[9] — возможно, это воспоминание переплелось с ее увольнением позднее за воровство, когда ему было 2,5 года. Няня была чешкой, и они общались на ее родном языке, который впоследствии Фрейд постепенно забыл. Важнее другое: она была католичкой и обычно брала маленького мальчика с собой на церковные службы. Она внушила ему представления об аде и рае и, возможно, также идеи спасения и воскрешения. После посещения церкви мальчик привык читать проповедь дома и толковать деяния Бога.
У Фрейда сохранилось лишь несколько осознанных воспоминаний о первых трех годах жизни и чуть больше о шести-семилетнем возрасте, однако в своем самоанализе он восстановил много важных вещей, им прежде забытых; он упоминает, что сделал это в возрасте 42 лет. Так, из забвения было извлечено кое-что из чешского языка. Среди.(осознанных) воспоминаний лишь немногие, довольно банальные сами по себе, представляют интерес. Так, например, он вспоминает, как проник из (сексуального) любопытства в спальню родителей и как был оттуда выдворен разгневанным отцом.
В возрасте двух лет он все еще мочился в постель, и строгий отец, а не снисходительная мать, ругал его за это. Он вспоминает, как однажды сказал по этому поводу: «Не беспокойся, папа. Я куплю тебе в Нойтитшайне (ближайший большой город) новую хорошую постель». Именно от подобных переживаний в нем зародилось убеждение в том, что обычно отец представляет в глазах сына принципы отказа, ограничения, принуждения и авторитета; отец олицетворял принцип реальности, в то время как мать — принцип удовольствия. Однако нет оснований считать, что его отец был более суров, чем обычно бывают отцы. Наоборот, все свидетельства указывают на то, что он был добрым, любящим и терпимым человеком, оставаясь при этом справедливым и объективным.
