Дневники голодной акулы | страница 16
— Хм… это не похоже на шутку. А вы как думаете?
— Думаю, не похоже. А может, кто-то решил пристроить своего кота, зная, что я не пойму, что это не мой кот?
Я пытался ее позабавить. Это не подействовало.
— Не вижу в этом смысла, Эрик. Вы же сказали, что он к вам привязан?
— Нет, господи, нет, совсем не привязан. Однако кот меня не боится.
— Ну, может, он просто молод. Может, вы завели его незадолго до своего последнего рецидива и не успели мне об этом рассказать?
— Он довольно стар и непригляден.
Рэндл рассмеялась. Прежде я ее смеха не слыхал. Звук был чем-то средним между лошадиным ржанием и россыпью фейерверка.
— Ладно, — сказала она. — Я рада, что он поднимает вам настроение, откуда бы он ни явился. Как его зовут?
— Иэн.
— Ну и ну, — сказала она.
— Да.
Письмо от Эрика Сандерсона Первого на свою встречу с доктором я решил не брать. Лгать я начал, когда умолчал о том, что именно нашел на столике под вешалкой в первый день своей новой жизни, и — отчасти — было легче продолжать в том же духе, чем возвращаться на путь правды. Это можно назвать тактикой выжидания и наблюдения за тем, как к тебе относятся. Я решил не читать никаких других писем, если они придут, и не говорить о них доктору Рэндл до поры до времени. В сложившейся ситуации это представлялось мне позицией нейтральной: ни вашим ни нашим. Я буду выполнять важную часть указаний доктора, однако писем ей в руки давать не буду. Мне было понятно, что эти письма могли бы помочь в излечении моей болезни, но… Но, но, но. Удастся ли мне это объяснить? Просто все произошло слишком быстро — я недостаточно долго пробыл в этом мире, чтобы мне по душе было столь слепо доверять диагнозу. Письмо со столика под вешалкой, второе письмо, доставленное несколько часов назад, а также любые будущие, которых открывать я не стану, — все они отправятся в кухонный шкаф и останутся там до тех пор, пока я не почувствую, что готов их ей вручить. Я думал: еще через пару сеансов, когда я обрету уверенность, когда нащупаю почву под ногами, — вот тогда-то я и откроюсь.
Как только мне удалось покончить с темой кота Иэна, я спросил Рэндл о своей семье и друзьях. Она сказала, что ничего о них не знает.
— Ничего? — усомнился я. — Вы ничего о них не знаете?
— Да, Эрик, я ничего о них не знаю, — сказала она, — потому что вы мне никогда ничего не рассказывали.
— Но разве вам не приходило в голову, что это могло бы принести пользу?
— Разумеется, но у меня были связаны руки.