— Ты, Федя, от Катерины-то ниче не взял? — подмигнула мне и опять сказала с задёром: — А то поглядишь на меня, и я обратно молода стану. — И вдруг губы сжались, а на шее ожила кожа: — А может, ты Ванечку оттуда вернешь?.. Пособишь мне.
— Да брось ты, Нюрка, его засватывать. Он с Тонькой Переулошной гулял. Как погоню утром корову — он от нее. Идет, пошатыватся, поработавши-то... Сами были молоды, — сказал тихо Федор и вздрогнул, почувствовав мой пристальный взгляд, и опять завертел шеей, быстро, испуганно, и опять в нем выступило то жиденькое, слабое, и не стоят на месте глаза. Нюра заплакала.
— Тебе не удастся замарать Ванечку... — и опять слезы. Даже не вытирает. Федор опустил голову. Достал папиросу и зажег спичку, но забыл о спичке, и она догорела до ногтя, запнулась о него и погасла. Нюра не могла успокоиться, уже и слез нет — только нос швыркает да из груди клекот. Стало невыносимо жаль ее, я ненавидел Федора и уже хотел крикнуть ему, какой он злой и бесчувственный, но он опередил меня. Заговорил медленно, и через секунду мне стало жаль уже одновременно и Нюру и Федора, хотелось помочь им, утешить, а как — и не знал. А хозяин все смотрел на Нюру, весь сморщился, побледнел.
— Прости, Нюрка, не в ту колею кинуло... — и стал таким виноватым, растерянным и опять очень нервно, испуганно бросил в рот мякиш и пожевал губами. Нюра отвернулась.
— Не реви, да Христос с тобой. Я присуху знаю. Я скажу тебе... — он уговаривал ее, как маленькую, и голос у него осел, опустился, и появились в нем чужие, далекие для меня нотки.
— Ну, как ты? Надо присуху?..
— Каку присуху? — подняла Нюра голову, и щеки сразу просохли.
— А вот каку. Она тебе человека приблизит. Сделаем че-то — и человек сразу толкнется к тебе.
— А если он... неживой? — сказала Нюра с долгой остановкой и оглянулась на меня.
Я дышать перестал.
— А мертвяк нашто тебе? — удивился Федор, но после этого совсем успокоился. Зато Нюра разволновалась.
— Сам мертвяк. Не можешь — не надо! — ответила ему резко и снова зашвыркала носом.
Хозяин головой покачал:
— Ну и ну, покормушечка. А с виду уж больно проста. А так-то — не ухвати...
— Скажи ей, Федор Петрович? — попросил я за Нюру, и он поглядел на меня внимательно и махнул рукой.
— Ну ладно. Раз началось с адвокатами. Только попью схожу. Дышать трудно, — и он направился в избу.
Нюра, уже веселенькая, опять ему на носки уставилась и схохотнула:
— Босый, неодетый, бабой не угретый. Складно, Васяня? Я пробую когда, а че нам? — и мы оба захохотали.
