В другой комнате жила пожилая женщина с матерью-старухой. Мать была верующей, а дочь работала в сборочном цеху и свой инструмент называла "гайкоё...м".
Комната была пуста. Часть отделена шторой на палке с кольцами. Инес купила матрас и устроила за шторой будуар. Решетка вентиляционной трубы в левом углу пола оказалась прямо под изголовьем. Голоса рабочих из котельной были, как снотворное.
Инес купила венский стул и старинное трюмо. Каждое утро она садилась перед зеркалом - работать. Для вдохновения она заглядывала в свой синий документ - вид на жительство для иностранца в СССР. Штамп визы подтверждал, что через три месяца она должна вернуться в Париж. От этого голова шла кругом больше, чем от кофе и первой сигареты. Она уезжала из Парижа никем, а вернется преподавателем. Место в лицее Дидро уже зарезервировано, а это значит - своя квартира, машина и свобода.
Оставалось только защитить диплом. В зеркале виден был матрас с раскрытой тетрадью у изголовья. При мысли о дипломе ей хотелось продолжать дневник. Или начать роман. А лучше всего лечь и до отлета не вставать. Ей прислали несколько коробок с энергетическими ампулами для интеллектуалов. Приложенной пилочкой она надпиливала кончик, отламывала и, запрокинув голову, вливала в себя парижский эликсир.
Он оказался эффективным. Еще была целая коробка, когда в одно прекрасное утро Инеc поставила точку. Оставалось найти машинку, чтобы все это перепечатать.
В специализированном магазине на Пушкинской в продаже оказались только арифмометры. Машинки? Может быть, к осени поступят. Ей предложили записаться.
На осень? Инеc засмеялась. Осенью проблема дефицита будет решена. Для нее, во всяком случае.
Она поехала в общежитие.
- С русским шрифтом? - уточнил, покручивая ус, новый любовник Полы, которая по лицу Инеc пыталась прочесть реакцию. Потому что он был советский - предел падения. Но, по крайней мере, в джинсах. С заплаткой в виде сердечка, по которому он хлопнул:
- Знаю.
МГУ, конечно, не Сорбонна. Единственная на курсе машинка была у его знакомого. Который "мертвая душа". В общежитии только прописан, а живет на квартире, которую снимает где-то у черта на куличках.
- Зачем?
Советский понизил голос.
- Писатель. Модус вивенди в соответствии.
- То есть?
- Все запрещенное. Уставом социалистического общежития. Отсюда его бы выгнали - если не хуже. Не говоря о микрофонах, здесь же, вы знаете стукач на стукаче...
- Он богатый?
