Сказать, что Аникину и трем его товарищам повезло, — не сказать ничего. Хотя везение на войне — штука в высшей степени неуловимая и каждому является на свой манер. Кажется: ну, пофартило. Вагон и маленькая тележка удачи катятся прямиком по твою душу! И тут — бац! С ног на голову кувыркается твое везение и летит к чертовой матери под откос. То, что минуту назад казалось милостью провидения, оборачивается горькой, невыносимой мукой. Бывают такие ситуации, когда живые завидуют мертвым, и тут уж не имеет никакого значения, в рубашке ты родился или без нее. Так что границы между фортуной и невезением каждый в этой бесконечной мясорубке определял на свой вкус и цвет.
Эти неясные, бередившие душу мысли нахлынули в опустошенное, смертельно уставшее сознание Андрея уже после того, как он увидел, что на плечах отступавших эсэсовцев в село ворвалась первая «тридцатьчетверка». Уже много после того, как с брони советских танков спрыгивали солдаты, среди которых он увидел сияющее юностью и отвагой лицо лейтенанта Погибко, а потом и других «шуриков» из первого взвода их доблестной штрафной роты. Андрею, и Карпенко, и Талатёнкову с Маданом они вначале показались архангелами, в последний момент чудесным образом явившимися для спасения из когтей нечистой силы своих заблудших, а точнее, заплутавших на Бродовщине сынов.
Но потом, когда они с боем прошли по селу, выкуривая галичан из хат и неумолимо вытесняя их к болоту, Аникин отыскал Якима. Вернее, Якима и Агнешку. Их истерзанные, обезображенные тела лежали одно на другом. Трудно было сказать наверняка, сотворила ли это взрывная волна гранаты или палачи-эсэсовцы бросили их так специально, по своей изуверской прихоти. Вся макушка возвышенности была изрыта воронками от гранат. Среди них выделялись два глубоких следа разрыва танковых снарядов.
