Теперь это уже не та Алиса, с которой он имел дело раньше. Сильная, независимо мыслящая деловая женщина. Мать.
Она вздрогнула. Джейси!.. Невольно оглянулась в сторону трибуны: Йип Картрайт крепко держал девочку. Лучшая защита — нападение, решила Алиса и приготовилась к атаке.
— У тебя, Гудэкр, хватило наглости появиться здесь? — Она уперла руки в бедра. Хорошо бы влажные ладони не оставили следов на полотняном костюме… — Я могла бы спросить, что ты тут делаешь. Но ты еще, чего доброго, вообразишь, будто мне это интересно.
Он не ответил. Конечно, не предполагал такой встречи, надеялся увидеть прежнюю нежную и послушную девушку. Так и сверлит ее взглядом из-под насупленных бровей.
Воспользовавшись его нерешительностью, Алиса хотела быстро ретироваться. Когда-нибудь она еще увидит его. Тогда и скажет ему о девочке. Но не здесь и не сейчас. Она шагнула к двери. Но когда пальцы легли на большую медную ручку, жаркое тело Коба надвинулось сзади. Бешено стучавшее сердце замерло, и мурашки побежали по позвоночнику. Возбужденный рокот толпы и взрывы петард куда-то пропали. Мир сузился. В этот момент для нее существовал только любимый мужчина.
— Так вот, значит, как, Алиса КАРТРАЙТ.
Подчеркнув девичью фамилию, он словно обвинил ее в предательстве. Все в Алисе натянулось, как струна: получалось, что, взяв свою прежнюю фамилию, она объявляла их брак аннулированным. Мозолистая ладонь легла на ее нежную руку, мешая открыть дверь.
— Я пришел сюда не для того, чтобы любоваться на твою спину. — Грудь Коба взволнованно вздымалась: этот запах, исходящий от ее волос, кожи!.. Силясь сохранить внешнее равнодушие, он сжал зубы и понизил голос до шепота: — Хотя это не значит, что я не наслаждаюсь ее видом.
Он не ожидал, что встреча с Алисой так подействует на него. Гибкое тело, ставшее еще более женственным, напоминало зрелый плод, готовый вот-вот лопнуть. Невероятное искушение — стоять так близко, что ни один не мог пошевелиться или даже дышать без того, чтобы другой не почувствовал.
Он никак не подготовился к этой встрече и не подозревал такой твердости и самообладания в прежней наивной скромнице. Стоявшая перед ним женщина явно не испытывала к нему ничего, кроме презрения.
Все его мужское естество требовало: она должна за это заплатить. Нет, он не будет обижать ее — равенство так равенство.
— Послушай, Гудэкр, — она откинула назад волосы, — стоит мне только крикнуть, и ты вылетишь отсюда вместе со следующим залпом фейерверка.
