— Значит, вас не забыли, — сказал я.
— Ты видел его машину? Она у горкома стоит.
Мы зачем-то пошли смотреть. Это был роскошный чёрный лимузин отечественного производства. Поражали парадные белые шины.
— Чистый «паккард»! — воскликнул Поэт. — Своего ничего сделать не могут.
Он постучал в стекло, призывая шофёра.
— Где хозяин?
— Отойди, — мрачно сказал шофёр.
— Видал? — не понижая голоса, проговорил Поэт. — Слуги народа.
Из подъезда горкома вышла группа солидных людей. Все в чёрных пальто, чёрных шляпах. Только один в светло-сером и в сером же щегольском кепи. Они остановились, переговариваясь, а затем двинулись к автомобилю. Серый заметил Поэта, сделал какой-то знак, продолжал говорить, а потом направился в нашу сторону.
— Рад, рад тебя видеть, — он приложил руку к серой груди. — Но сейчас не могу, ей-богу. Ждут в обкоме. Ты бы зашёл ко мне вечерком. В пятый коттедж. Посидим, старое вспомним.
— Я? К тебе? — спросил Поэт.
— Могу и я. У тебя квартира?
Поэт смотрел на него.
— Говори адрес, — торопил серый.
Лицо Поэта побелело, губы затряслись.
— Сколько доносов написал? — спросил он придушенным голосом.
Серый откинулся в изумлении.
— Ты спятил?
— Не отмоешься, — процедил Поэт.
— Да ты, да ты… — Серый задыхался, лицо его багровело.
Его окликнули из машины.
— Иду, иду! — Он покрутил пальцами у виска, что-то хотел добавить, но повернулся и тяжело погрузился в свой лимузин.
— Подонок, — сказал Поэт.
Машина заурчала, дала мощный парадный гудок и плавно тронула с места.
Поэт никак не мог успокоиться. Его трясло.
— И эти… — он снова повторил крепкое слово, — правят наш бал.
В учительской третьего этажа накрыли праздничный чай. Внизу гремел концерт духового оркестра. У старшеклассников намечались танцы.
Чай был неплох, китайский, искусно заваренный Розенталем. Подавали пирожные и печенье. Директор держал речь:
— Товарищи, в этот славный праздник мы думаем о том, как повысить успеваемость и дисциплину. За прошлый год мы имеем переходящее красное знамя. Коллектив у нас дружный, трудолюбивый, много молодёжи. — Директор сжал победно кулак. — Задорная молодёжь и убелённые ветераны — достойный сплав. А вы, Сахарнова, почему чай не пьёте?
— Я пью, — пискнула Лилечка.
— Вы, товарищи, не стесняйтесь, пирожные есть. Трудные годы прошли. Теперь будем жить лучше и веселее. Так я о чём?.. Да, красное знамя. Скоро будет комиссия во главе с товарищем Ерсаковым. Надо бы постараться. Подтянуть, так сказать. И не надо так строго. Вот вы, Анна Григорьевна, — он обратился к Химозе, — говорят, очень строги. Двоек много!
