Вежливое североевропейское бормотание.
Дженкинс перешел к делу:
— Молодая женщина обратилась к привратнику с жалобой на вас. Сексуальное домогательство, в таком вот духе. Я легко справляюсь с молодыми женщинами ее типа, но должен вас предостеречь: казначей говорит, что если подобное повторится, мы должны будем пересмотреть ваше положение, и без сомнения, не в вашу пользу.
Клит не уступил ни пяди:
— Ваше исследование Гражданской войны в Испании, Гомер — вы его завершили? Или все еще топчетесь на том времени, когда Франко был губернатором Канарских островов?
Когда дело доходило до неуступчивости, Дженкинс вполне мог соперничать с Клитом. Несколько поколений семьи Дженкинса купались в богатстве — начиная с дней «Несравненного блошиного порошка Дженкинса» (о котором более молодые поколения умалчивали) — и владели акрами и акрами холмов на границе с Сомерсетширом. Вот почему Дженкинс с полной уверенностью тоже не уступал ни пяди. Причем со снисходительной улыбкой и выставив подбородок.
Невозмутимейшим голосом он сказал:
— Оззи, вы получили некоторое признание как поэт, прежде чем отсидели свой срок за решеткой, и, разумеется, колледж был рад вашему успеху, пусть и малозначительному. Мы пытались смотреть сквозь пальцы на некоторые другие ваши склонности, учитывая пожертвования вашего отца, полученные Септуагинтом. Однако, если вы хотите снова встать на ноги и, если удастся, восстановить свою репутацию, вам следует помнить, что у нашего терпения есть предел. Воздаяние никогда не бывает приятным.
Он повернулся со спокойным достоинством и направился к двери.
— Ну, прямо Тень отца Гамлета! — крикнул Клит. Дженкинс не обернулся.
Утром он проснулся от легкого щелчка, которого не заглушил даже шум дождя, обрушивающегося на крышу прямо над его кроватью. Из принтера вылезало еще одно письмо.
Оз был.
О я начинаю справляться этим справлять это.
Скоро скоро набойки каблуков по улицам я
говорю с тобой обычно. Трудности. Ломай
ломай другие физические законы. Легенды.
Следуй за мной дурно повторяю это следуй.
Следуй не стой еще. Еще люблю тебя еще.
Юнис.
Он сидел с папиросным листком в руке, думая о своей покойной жене. У него в голове мелькнул отрывок стихотворения.
Быть среди пленных мужчин
Тех кто унижен врагами
Тех кто проклял себя
Мужчин чьи любимые женщины
В ад сошли раньше них.
Он начал сочинять длинное стихотворение, в котором мужчина, узник, как и он сам, переносит все страдания, лишь бы воссоединиться с любимой женой, пусть для этого пришлось бы сойти в ад. Этот образ взволновал его. Быть может, он еще сумеет писать. В уме у него теснились слова и фразы, будто узники, рвущиеся на волю.
