Новый год Михо собирался встретить в одном из закрытых московских клубов. Вика обещала подъехать к одиннадцати, хотя уже знала, что никуда не поедет. Останется дома. Просто позвонит ему на мобильный и все скажет. По телефону легче.
В половине одиннадцатого она спохватилась, что у нее нет елки. Но тут же вспомнила: на антресолях валяется маленькая, пластмассовая. Достала ее, нашла коробку со старыми игрушками и кусками старой, свалявшейся серебряной мишуры. Поставила на стол шампанское. Есть ей совершенно не хотелось. Только пить. И почему-то все время было жарко.
Она приняла прохладный душ, причесалась, подкрасилась, надела новое красное платье. Поставила кассету, «Щелкунчик» Чайковского. Эта музыка с детства была для нее одним из главных символов Нового года.
В одиннадцать ноль пять зазвонил телефон. Она знала, что это Михо. Рука потянулась к аппарату и застыла. Трубку она так и не взяла. Городской замолчал, и тут же зазвонил мобильный.
– Надо погулять с Гретой, – сказала себе Вика, – а то напрудит под бой курантов. Надо выгулять ее как следует. Я вру себе в последний раз, честное слово. И это ведь не совсем вранье. Грете, правда, надо во двор.
Она отключила мобильный, так и не ответив. Надела сапоги, накинула на платье старую белую шубку, пристегнула поводок. Вслед ей звучал вальс из «Щелкунчика».
Во дворе компания подростков пускала петарды. Грета задрожала от страха, стала проситься на руки.
– Ребята, подождите, не стреляйте, мне надо выгулять собаку, – попросила Вика.
– Хорошо, не будем! – крикнул кто-то из них.
Вика спустила Грету на снег. В ушах у нее все еще звучал вальс, и ей вдруг захотелось потанцевать, как когда-то, двадцать лет назад. Она отстегнула поводок. Грета принялась носиться, скакать и радостно тявкать. На Вику никто не обращал внимания. Она медленно, осторожно ступая по снегу, закружилась.
Подростки между тем гонялись друг за другом, заигрывали с Гретой, вопили, смеялись, кувыркались в снегу. Вика вдруг услышала, как они кричат хором:
– Холодно! Холодно! Теплее! Опять холодно!
Девочке завязали глаза шарфом, она шарила руками по метельному воздуху и повторяла:
– Отдайте шапку, гады! Она лее мамина! Отдайте!
Вика закрыла глаза и продолжала тихо кружиться под эти чужие голоса.
– Холодно! Холодно! Теплее! Еще теплее!
Вику обдало жаром. Она остановилась, открыла глаза, но ничего не увидела. От снега потекла тушь. Грета заливалась тонким отчаяным лаем.
– Тепло! Еще теплее! – хором вопили подростки.
