— Как думаешь, он…
— Все будет в порядке, — неожиданно легко солгала я, стараясь убедить Фейт. От этого зависела не только жизнь Люциуса, но и судьба моих родителей. — Он не так сильно покалечился, как кажется на первый взгляд.
— Правда? — с сомнением спросила Фейт. В ее взгляде читалась надежда, Я поняла, что она пытается мне поверить. В конце концов, ей не хотелось быть виноватой в травмах Люциуса — или в его смерти.
— Он даже смог сесть… — Я с усилием взглянула в голубые глаза Фейт. — И пошутил.
Напряжение сошло с ее лица, и я поняла, что она мне поверила: ей слишком хотелось избавиться от чувства вины.
— Наверное, мне показалось, что дело плохо, все произошло так быстро…
— Скорее всего, — согласилась я. — Поначалу и я испугалась.
Фейт смотрела на дорогу, нервно постукивая хлыстом по голенищу. Вырвать бы хлыст у нее из рук и втоптать в грязь! Неужели она не видела объявления на двери конюшни? Ответ был до смешного прост: Фейт Кросс не замечала ничего, кроме себя.
— Слушай, а почему не вызвали «скорую»? — спросила она.
Я и сама точно не знала. Скорее всего, потому, что Люциус считал себя вампиром. Впрочем, для Фейт нужно было придумать что-то другое.
— Люциус слишком много о себе воображает. Не хотел, чтобы все видели, как его увозят под вой сирен.
Зная Люциуса, этот ответ вполне можно было примат за чистую правду.
Фейт слегка улыбнулась, все еще глядя вслед фургону. Хлыст отстукивал четкий ритм по голенищу.
— Да, — сказала она скорей себе, чем мне. — Похоже, Люциус Владеску ничего не боится… И знает, чего хочет.
«Ты об этом и представления не имеешь», — подумала я.
К нам спешили люди. Я обернулась, готовая обманывать и дальше.
Я вернулась домой затемно, верхом на Красотке, объездными путями, сторонясь дорог, словно боялась преследования. И устроители соревнований, и Фейт предлагали мне помощь, но мне совершенно не хотелось, чтобы меня отвозили домой. Я устала отвечать на бесконечные вопросы о том, почему в местных больницах нет информации о юноше, покалеченном лошадью. Нашлось также много желающих поговорить с моими родителями, чего ни в коем случае нельзя было допустить. Не хватало еще, чтобы у нас дома обнаружили мертвого или умирающего Люциуса Владеску! И папу с пузырьком травяной настойки…
При этой мысли я пустила Красотку в галоп.
А вдруг Люциус умер? Что я почувствую — отчаяние, скорбь или… облегчение? Меня одинаково тревожило и состояние Люциуса, и опасность, которой подвергались мои родители.
