Решив, как мне действовать, я оставил недоделанные уроки на потом, а сам оделся, сказал своим, что хочу немного погулять с Лохмачом, взял поводок и вышел из дому.
Лохмач жил в конуре, на цепи. Цепь была достаточно длинной, чтобы он мог вольготно разгуливать возле дома, но, конечно, побегать так, чтобы как следует размять лапы, она ему мешала. Вот и надо было хотя бы раз в день прогуляться с ним до пустыря и там спустить с поводка и дать побегать.
Сторожем он был отменным, но жил в конуре не только по этому. Ему там больше нравилось, чем в доме. Мы несколько раз пытались забрать его в дом, когда морозы были лютые, под пятьдесят градусов, но он буквально минут через пятнадцать начинал проситься назад, показывая всем своим видом, что в жарко натопленном помещении ему, видите ли, не по себе, особенно возле печки, и что он за лето достаточно страдает, чтобы сейчас иметь право на здоровую прохладу.
В принципе Лохмач мог бы обойтись и без цепи, но приходилось держать его на привязи по двум причинам. Во-первых, он вполне серьезно относился к своим обязанностям сторожа и, хотя обычно на входящих во двор не кидался, а только лаял, предупреждая нас, но разок-другой были неприятные инциденты. Например, он почему-то возненавидел одного из наших соседей. И на дядю Степу он рычал и рвался с цепи так, что, похоже, всерьез был настроен его покусать, если бы до него добрался. Почему-то не понравились ему и грузчики, которые доставляли нам бетонные пасынки. Одного он даже исхитрился тяпнуть чуть выше колена, когда тот неосторожно приблизился на длину цепи. Сами понимаете, что компенсировать это нам пришлось с лихвой. Словом, надо было держать его на цепи, потому что нельзя заранее предсказать, какой человек ему придется не по душе.
А, во-вторых, если Лохмач оказывался без цепи, то в любой момент мог сбежать, учуяв, что одна из соседских собак в интересном периоде, и наплодить щенят. Когда же появлялись щенки, то их хозяева шли к нам с требованиями, чтобы мы их либо топили, либо пристраивали.
Итак, я взял Лохмача и отправился с ним за пустырь на окраину парка, отведенную под «собачью площадку», где Машка больше всего любила выгуливать Ричарда.
Машка с Ричардом были там.
- Привет! - обрадовалась она. - Я уже собиралась домой, потому что морозище жуткий, и Ричард жалуется.
Ричард и правда поджимал то одну, то другую лапу и нервно подергивал кожей - шерсть-то у боксеров не ахти. Я спустил Лохмача с поводка, он помчался, врезался в Ричарда и тот мигом забыл, что ему холодно. Наши псы стали носиться кругами и петлями, а я сказал Машке:
