Властелин огня | страница 24
А потом, нельзя забывать и о ноже, который Ковач преобразовал чудесным образом, и о том, что благодаря Ковачу пошла наконец нужная сталь ... Что-то такое он сделал со сталью, что-то такое наколдовал!
И упоминание о том, что он в одиночку поднял стопудовую болванку - это же больше ста пятидесяти килограммов весом ... и уверенность отца, что Ковач выиграет пари, отстоит третью сталеварскую смену подряд, без сна и отдыха ... и еще. Почему Лохмач не залаял, когда дядя Коля привел к нам ночью незнакомого человека? Лохмач лает на всех незнакомых. Вы ходит, сразу признал Ковача за своего?
Так кто же он все-таки? Я должен был разобраться и стал соображать, у кого бы мне об этом спросить.
В итоге, мне в голову пришли две идеи. Во-первых, можно порасспрашивать нашего учителя истории и обществоведения про всякие легенды металлургов. Нашему историку было лет пятьдесят, и он, конечно, немного чокнутый, но безвредный. Носится с идеей школьного музея истории родного края, и нас в теплое время водил на экскурсии вместо того, чтобы заниматься в классе, особенно если у него получался сдвоенный урок. Мы, конечно, были совсем не против. Куда лучше бродить по улицам или за городом и слушать всякие байки, чем париться за партой. Еще он постоянно подбивал нас находить разные старые вещи для школьного музея, который затеял, и все втолковывал нам, что любая мелочь может оказаться бесценной и рассказать о том, что иначе осталось бы тайной навеки. Его искренне огорчало, что мы проявляем «мало инициативы». Положим, эту самую инициативу мы проявлять старались. Например, когда у Губкиных делали большой ремонт, то под старыми обоями обнаружились газеты аж тридцатых-сороковых годов. Васька тут же рассказал об этом Якову Никодимовичу, и наш историк примчался весь вне себя и уговорил васькиных родителей немного помедлить, буквально один вечер, пока он отпарит газеты, с нашей помощью, конечно. Мы вместе с ним аккуратно мочили эти газеты теплой водой и снимали со стен, а потом вывешивали просушиваться на веревочках, за прищепки, как постельное белье. Конечно, некоторые газеты порвались, но в основном их удалось снять почти целехонькими и, когда мы все высушили и сложили, набралась вполне порядочная стопка. Потом Яков Никодимович часть этих газет выставил в школьном музее, положив под стекло, и был безумно доволен. Он говорил, что в них есть такие упоминания и о ежедневном быте, и о довольно крупных (по местным масштабам, во всяком случае, а газеты в основном был местные) событиях, которых больше нигде не найдешь.