Падающий | страница 9
Ощущение беспомощности в заточении напомнило ему об одной фразе врача-радиолога; это оказалась русская женщина, и ее акцент успокаивал: русские — люди серьезные, знающие цену каждому слову; может быть, поэтому он сказал: «Классическую музыку», когда она спросила, что он будет слушать. И вот теперь он услышал в наушниках ее голос, сообщающий, что теперь аппарат будет шуметь три минуты, и, когда музыка снова зазвучала, он подумал о Нэнси Диннерстайн, которая держала в Бостоне клинику сна. Убаюкивала людей за деньги. А та, другая Нэнси — как там ее, мимолетные воспоминания о случайных соитиях, — это уже Портленд, штат Орегон, Нэнси без фамилии. У города была фамилия, у женщины — нет.
Шум был невыносимый: то что-то падало и разбивалось вдребезги, то нестройно наигрывал, на ходу меняя тональности, синтезатор. Он пытался слушать музыку и вспоминал слова радиолога: как только исследование закончится — сказано было с русским акцентом, — все ощущения моментально забудутся, так что ничего страшного; так сказала врач, а он подумал: она словно бы описывает смерть. Но смерть — это все-таки другое, и шум другой, и в ящик засовывают насовсем. Он слушал музыку. Очень старался расслышать флейты и отличить их от кларнетов, если в оркестре вообще были кларнеты, но ничего не получалось, и спасала только пьяная Нэнси Диннерстайн в Бостоне; ее образ вызвал у него дурацкую, непрошеную эрекцию: Нэнси в его гостиничном номере, где из окна дуло, а за стеклом виднелся кусочек реки.
В наушниках послышался голос, известивший, что теперь аппарат будет шуметь семь минут.
Она увидела в газете лицо, лицо человека с рейса номер одиннадцать. Видимо, на тот момент лицо было только у одного из девятнадцати: смотрит с фотокарточки пристально, желваки играют, суровые глаза какие-то слишком всеведущие — таким глазам не место на удостоверении личности.
Ей позвонила Кэрол Шоуп. Кэрол возглавляла отдел в крупном издательстве и иногда подбрасывала ей работу: Лианна редактировала книги, внештатно, на дому или, при необходимости, в читальных залах.
Это Кэрол прислала открытку из Рима, из музея Китса и Шелли; кстати, Кэрол из тех, кто по возвращении из поездки непременно спрашивает певуче: «Ну как, открытку мою получила?»
И в интонации непременно звучит фатальная неуверенность в себе вперемешку с затаенной обидой.
Но об открытке Кэрол не упомянула. Спросила тихо:
— Я тебя отрываю?
После того как он переступил ее порог и молва разнеслась, ей все звонят и спрашивают: «Я тебя отрываю?»