— Конечно, дети есть дети, но скажу вам честно: я уже начинаю волноваться.
— Значит, у них что-то вроде заговора.
— Да, они разговаривают на своем тайном языке и подолгу стоят у окна в комнате Кэти, прикрыв дверь.
— Вы знаете, что они у окна.
— Мне же слышно, как они разговаривают, когда я прохожу по коридору. Именно что у окна. Стоят у окна и разговаривают на каком-то тайном языке. Вам Джастин случайно не рассказывал?
— Да вроде нет.
— Понимаете, все-таки немножко странно, честно вам скажу, они все время то жмутся друг к другу, то, как бы это сказать… по-своему, по-тарабарски шушукаются — конечно, дети есть дети, но все-таки.
Лианна не могла понять, что тут плохого. Трое детей, собравшись вместе, ведут себя по-детски.
— Джастин заинтересовался погодой. По-моему, они сейчас в школе облака проходят, — сказала она, сознавая всю вымученность объяснения.
— Они не об облаках шепчутся.
— Ах вот как.
— Это как-то связано с тем человеком.
— Что за человек?
— Имя. Вы же слышали имя.
— Имя? — переспросила Лианна.
— Они ведь постоянно одно и то же имя бормочут, верно? Мои наотрез отказываются говорить на эту тему. Кэти уперлась. И брата прямо застращала. Я думала, может, вы что-то знаете.
— Ума не приложу.
— Значит, Джастин об этом ни гу-гу?
— Нет. А чье имя? Кто этот человек?
— Кто он? Я бы сама хотела знать, — сказала Изабель.
Высокий, коротко остриженный; похож на солдата, думала она, на кадрового военного; он все еще в хорошей форме и смахивает на бывалого вояку, только закалили его не бои, не кровопролитие, а суровость нынешнего образа жизни: фактический развод, жизнь без семьи, отцовство на расстоянии.
Сейчас он лежал в постели и смотрел, как она, в нескольких футах от него, застегивает блузку. Спали они на одной кровати: во-первых, не могла же она ему сказать: «Иди-ка на диван», во-вторых, ей нравилось, что он здесь, рядом. Казалось, он вообще не смыкает глаз. Лежит на спине и говорит, но в основном слушает, и ничего дурного в этом не было. Ей уже не требовалось выяснять, какого мнения мужчина о том- то или о сем-то, — отпала необходимость выяснять, во всяком случае, у этого мужчины. Ей нравилось, как он преображает пространство. Нравилось одеваться у него на глазах. Она знала: настанет момент, и он прижмет ее к стене прежде, чем она успеет полностью одеться. Встанет с постели, посмотрит на нее, и она замрет, будет ждать, пока он подойдет и прижмет ее к стене.
Он лежал в наглухо закрытом тоннеле аппарата на узком длинном столе. Под коленями подушка, над головой — пара точечных светильников. Пытался слушать музыку. Окутанный громоподобным шумом, сосредотачивался на инструментах, выделял из оркестра какую-нибудь группу: струнные, деревянные духовые, медные. А аппарат выбивал неистовое стаккато, лязгал: будто находишься в фантастическом фильме, в сердце космического города, который вот-вот развалится на части.
