Ученость Апиона - высокомерного педанта - была легковесна, но ученость, которую ему противоставлял Иосиф, стоила не больше. Греческая ученость была для него новостью, так как первоначальное образование он получил чисто еврейское и специально предназначенное к познанию Закона. Его книга не была и не могла быть ничем иным, как защитительной речью без критики: на каждой странице чувствуется предвзятость адвоката, пользующегося всем попадающимся под руку. Иосиф не подделывает текстов, но он берет отовсюду; ложные историки, подкрашенные классики еврейской школы в Александрии, не имеющие значения документы, сваленные в книгу "о евреях", циркулировавшие под именем Александра Полигистора, - все с жадностью принималось Иосифом; подозрительная литература Еполема, Клеодема, так называемых Геката Абдерского, Димитрия Фалерского и проч., благодаря Иосифу вступила в науку и серьезно потрясла ее. Апологеты и христианские историки Юстин, Климент Александрийский, Евсевий, Моисей Коренский последовали за ним по этому плохому пути. Публика, для которой писал Иосиф, была весьма поверхностной в научном отношении; ее нетрудно было удовлетворить; рациональная культура времен Цезаря исчезла; развитость человеческого ума быстро понижалась, и он легко делался добычей шарлатанизма.
Такова была литература образованных и либеральных евреев, окружавших главных представителей династии, либеральной по самому своему происхождению, но в ту минуту пожиравшуюся бешеным. Иосиф без конца составлял проекты литературных трудов. Ему в это время было пятьдесят шесть лет. При своем искусственном стиле, испещренном разнообразными лоскутьями, он серьезно считал себя великим писателем; воображал, что знает греческий язык, владел им только для заимствования. Он хотел сократить свою "Войну в Иудее" и сделать из нее продолжение своей "Археологии", хотел рассказать все произошедшее с евреями после окончания войны до данного момента. В особенности он мечтал составить в четырех томах философский труд о Боге и его сущности, согласно еврейским взглядам, о Моисеевых законах, о целью дать понятие о запретах, предписываемых этими законами и так удивлявших язычников. Несомненно, смерть помешала ему выполнить эти новые проекты. Вероятно, если бы он написал проектированные им сочинения, то они сохранились бы до нашего времени, как и прежде им написанные; странная литературная судьба постигла Иосифа. Он остался вполне неизвестен еврейской талмудической традиции, но он был принят христианами, как свой, почти как священный писатель. Его писания пополняли священную историю, которая, если следовать только библейскому тексту, ничего не говорит о нескольких веках. Его писания могли служить некоторого рода комментариями для Евангелий, исторический ход которых был бы непонятен без данных, сообщаемых еврейским историком об эпохе Иродов. В особенности, они благоприятствовали одной из любимых теорий христиан и давали основание для христианской апологии своим рассказом об осаде Иерусалима.
