К этому любопытному произведению Иосиф прибавил, в виде приложения, автобиографию или скорее апологию своего собственного поведения. Его старые галилейские враги, правильно или нет, называвшие его изменником, были еще живы и не давали ему покоя. Юст Тивериадский, описывая историю гибели своего отечества, обвинял Иосифа во лжи, изображал его поведение в Галилее в самом непривлекательном виде. Нужно отдать справедливость Иосифу: он не сделал ни одной попытки погубить этого опасного соперника, что для него было весьма легко, благодаря покровительству, которым он пользовался в высших сферах. Иосиф слабо защищается от обвинений Бюста, ссылаясь на официальные одобрения Тита и Гриппы. Очень жаль, что история еврейской войны, написанная Юстом с точки зрения революционера, потеряна для нас. По-видимому, свидетели катастрофы чувствовали потребность описывать ее. Так Антоний Юлиан, один из помощников Тита, написал рассказ, послуживший основанием для Тацита, но также не дошедший до нас.
Плодовитость Иосифа была неистощима. Многие высказывали сомнение по поводу написанного им в Археологии и возражали, что если еврейский народ настолько древний, каким он его изображает, то греческие историки непременно говорили бы о нем; на эти возражения Иосиф ответил оправдательной запиской, которую можно считать первым памятником апологетической литературы еврейства и христианства. Еще около половины второго века до Рождества Христова, Аристобун, еврей перипатетик, утверждал, что поэты и философы Греции были знакомы с еврейскими писаниями и заимствовали из них те места своих сочинений, которые носят характер монотеизма. Для доказательства он, не стесняясь, выдумывал цитаты из Гомера, Гесиода и Лина, которые, по его утверждению, они заимствовали из Писания. Иосиф Взялся за дело с большей добросовестностью, но с таким же отсутствием критики. Надо было опровергнуть таких ученых, как Лисимах Александрийский и Аполлоний Молон (около ста лет до Рождества Христова), отозвавшихся неблагоприятно о евреях. Следовало разрушить авторитет ученого египтянина Апиона, который, за пятьдесят лет до того, в своей истории Египта или в отдельном сочинении, развернул громадную эрудицию, оспаривая древность еврейской религии. В глазах египтянина или грека это было равносильно отнятию у нее всякого права на благородство. Апион имел в Риме связи с императорским домом; Тиберий называл его "цимбалами мира"; Плиний же находил, что более подходящим было бы назвать его там-там. Его книга могла еще читаться при Флавиях.
