Действительно, предсказания Иисуса о разрушении города, не покорившегося его призыву, были одной из идей, которых наиболее придерживались христиане. Что же могло служить большим подтверждением буквального исполнения пророчества, как не рассказ еврея об отвратительных зверствах, сопровождавших разрушение храма? Таким образом, Иосиф сделался основным свидетелем и дополнением к Библии. Его усердно читали и переписывали христиане. Было сделано, если смею так выразиться, христианское издание, в котором себе позволили сделать изменения мест, не нравившихся переписчикам. Особенно три места вызывают сомнения, еще не совсем рассеянные критикой: это места, относящиеся к Иоанну Крестителю, Иисусу и Иакову. Возможно, что эти места, особенно относящиеся к Иисусу, вставки, сделанные христианами в книге, до известной степени ими присвоенной. Однако, мы предпочитаем считать, что в вышеупомянутых параграфах действительно говорилось об Иоанне Крестителе, Иисусе и Иакове, a работа христианского редактора ограничилась только исключением тех или других слов из фраз, говоривших об Иисусе, и в изменении выражений, соблазнительных для христианского читателя.
Что касается ограниченного кружка аристократических прозелитов с ничтожным литературным вкусом, для которого Иосиф написал свою книгу, он, вероятно, был удовлетворен, трудности старого текста были искусно скрыты. Еврейская история приняла ход греческой истории, перемешанной с увещаниями, составленными по правилам светской риторики. Благодаря шарлатанской выставке эрудиции, подбору сомнительных и слегка подделанных цитат, имелся ответ на все возражения. Сдержанный рационализм набрасывал вуаль на все слишком наивно-чудесное древних еврейских книг, так что, прочтя рассказ о величайших чудесах, могли свободно думать о них, что угодно. Только бы признали историческое благородство его племени, и Иосиф будет удовлетворен. На каждой странице мягкая философия, симпатизирующая всякой добродетели, признающая ритуальные предписания Закона обязательными только для одних евреев и громко провозглашающая право каждого праведного человека стать сыном Авраама. Простой метафизический и рациональный деизм, чисто природная мораль заменяют мрачную теологию Иеговы. Библия, представленная, таким образом, более гуманной, стала более приемлемой. Он ошибался; его книга, ценная для ученого, в глазах людей со вкусом была не выше вялых Библий XVII века, в которых самые ужасные древние тексты переводились академическим языком и украшенные виньетками в стиле рококо.
