Наверху Песьеголовые уместили свою ношу внутри крытых носилок, обитых чем-то мягким и пушистым. Туда же забралась Ка. Носилки дрогнули, поднимаемые на плечи воинов, и плавно поплыли куда-то в неизвестность.
— Проклятие, — выдавил варвар, плюясь набившимися в рот комками паутины, — из проруби да в горн! Попробуй развязать мне руки.
Но девушка только отрицательно покачала головой.
— Они не причинят нам зла.
— Почему ты так решила?
— Песьеголовые никогда зря не убивают людей.
— Прикончили же они людоедов!
— Это не люди. Они хуже… — Она хотела сказать «хуже якшей», но вовремя вспомнила, что Конан глотал с Тримрой дым ночного костра и закончила: — …хуже обезьян!
— Вижу, ты кое-что знаешь об этих двуногих песиках, — проворчал варвар.
— Неприкасаемые и Песьеголовые похожи, а потому иногда общаются. Люди презирают и нас, и сынов Снейгу.
— Сынов Снейгу?
— Так звалась их мать-прародительница. Глупые люди зря их боятся: они очень умные и добрые.
— Если так, почему меня не развязали?
— Не знаю, о супруг мой. Думаю, это вскоре разъяснится.
Ка Фрей оказалась права. Вскоре носилки опустили, полог раздвинулся, и воин в пурпурной куртке перерезал путы Конана.
Когда киммериец выбрался наружу, он обнаружил, что находится в огромном зале, полукруглый, расписанный яркими красками свод которого поддерживали украшенные резьбой колонны. Посреди зала возвышался нефритовый постамент — не то алтарь, не то подножие трона. Впрочем, на возвышении ничего не было.
Тот же воин подал киммерийцу его одежду, перевязь с мечом и сумку. Конан быстро облачился, закинул оружие за спину и, освободив застежки, откинул кожаный клапан. Оба ореха, золотистый и тот, в котором плавал полип, были на месте. К своему удивлению он обнаружил в сумке и третий плод: побольше, с грубой, покрытой наростами кожурой, обмотанный белесыми нитями все той же упругой паутины.
Варвар уже собирался спросить у выбравшейся из носилок девушки, не ведает ли она что-либо о происхождении сего предмета, но тут широкая дверь растворилась, и в зале появилась процессия существ с собачьими головами в богатых длиннополых одеждах. Ярко блестели многочисленные украшения, долетавший из широких окон ветерок слегка шевелил кисточки на островерхих головных уборах. Они выстроились полукругом возле возвышения и молча поклонились киммерийцу и вендийке.
— Приветствуем тебя, сын коваля, — услышал Конан негромкий мелодичный голос.
Вперед, прижимая унизанные перстнями пальцы к могучей груди, выступил песьеголовый в золотисто-зеленой мантии.
