В Ахтарях открылось огромное количество магазинов и мастерских: на любой вкус и потребность. Возобновил свою работу морской порт, снова погнавший российский хлеб, производимый в основном шестью с половиной миллионами кулацких дворов, за границу, в обмен на первоклассные товары, машины и технологию. Россия стала наливаться силою. Начал сооружаться большой рыбный завод с мощными холодильниками-ледниками для переработки богатых уловов рыбы. Словом, мы начинали жить по-человечески. В Ахтарях стал появляться рабочий класс.
Становилось ясно, что мне предстоит пополнить его ряды. Дело в том, что на такую многочисленную семью земли все равно было маловато, да и не любил я, если говорить честно, довольно однообразную сельскохозяйственную сезонную работу. Хотелось прибиться к серьезному, стабильному делу, работать в большом коллективе, а не пропадать все время в степи, общаясь с коровами да овцами. Выбор возможностей в Ахтарях был невелик. В основном рыбный промысел и связанная с ним пищевая промышленность, которая находилась в частных руках у НЭПманов. Но набирал силу и государственный рыбный трест, ютящийся пока по мелким помещениям, которые арендовал по всей станице. К тому времени в стране образовалась целая армия безработных — интенсивные формы производства, которые задавала конкуренция между частными производителями, отбирали лучших работников. Ахтарские безработные из полуторамиллионной армии по всей стране насчитывали примерно пятьсот человек. Обычно это были рабочие, оставшиеся без дела после окончания погрузки зерна очередного урожая.
Все эти люди в основном околачивались возле большого и просторного дома, раньше принадлежавшего крупному торговцу Бутченко, находившемуся по улице Ейской — угол Добровольной, где разместилась ахтарская биржа труда. Сын Бутченко, молодой красивый здоровый человек, ушел во Францию с Врангелем, а отец приторговывал уже по-мелкому. Определяла людей на очень дефицитную тогда работу не только биржа труда, но и профсоюз «Союзпищевкус», единственный в Ахтарях, руководимый председателем товарищем Смолой, маленьким, но очень бойким руководителем и трибуном. Когда я явился на биржу в поисках работы, рассчитывая, что в свои пятнадцать лет сойду за восемнадцатилетнего, то там, выяснив мое имущественное положение — у семьи есть земля и пара лошадей, свой двор, сарай и амбар, кое-какой домашний скот, мне дали от ворот поворот, заявив, что у них на учете люди победнее, да и молод я больно.
