Лед был прочным, так что беспокоиться было не о чем. С материка послышался негромкий шум — это какая — то машина направлялась на Думаре. Издалека автомобиль казался маленьким, как муха. Майя остановилась и уставилась вперед:
— Это настоящая машина?
— Да, — сказал Андерс, — а как может быть иначе?
Майя не ответила: она продолжила смотреть на машину, которая направлялась на мыс с противоположной стороны острова.
— А кто ее ведет?
— Какой — то дачник, наверное. Может, искупаться хочет.
Майя улыбнулась и посмотрела на него с непередаваемым выражением лица — удивленным и ироническим одновременно.
— Папа. Искупаться? Сейчас?
Андерс и Сесилия засмеялись. Машина исчезла за мысом, оставив за собой только дымок.
— Из Стокгольма. Хотят посмотреть на свой летний домик и на лед, наверное.
Майя удовлетворилась ответом и пошла дальше. Как вдруг она снова повернулась к родителям:
— Почему мы не стокгольмцы? Мы ведь живем в Стокгольме.
— Ну, мы — то с тобой настоящие жительницы Стокгольма, — сказала Сесилия, — а вот папа нет. Потому что его папа был не из Стокгольма.
— Мой дедушка?
— Да.
— А кто же он тогда?
Андерс ответил серьезным тоном:
— Рыбак.
Майя кивнула и посмотрела на маяк, выступавший на светлом небе.
Симон стоял на застекленной веранде и смотрел на свою семью в бинокль: вот они остановились и разговаривают, а Майя бегает поблизости. Он улыбнулся. Ох уж эта Майя! Девочка с маленьким моторчиком внутри, вечно в движении. Что ж, хорошо, что она такая активная, энергии нужен выход.
Да, она его настоящая внучка, хоть и не по крови. И Андерсу он настоящий отец. Он знал их всех еще тогда, когда они оба и взгляда — то не могли сфокусировать. Надо же, как он прирос, прикипел к этой семье. Его семье.
Пока заряжал кофеварку, он по старой привычке все время поглядывал на дом Анны — Греты.
Анна — Грета отправилась на материк за покупками. Хотя прошло совсем немного времени, Симон уже начал беспокоиться. Сорок лет вместе, а он все еще скучает, когда она куда — то уходит, все время думает о ней и волнуется.
Может, это потому, что они живут отдельно. Сначала его задело, когда Анна — Грета твердо сказала, что да, она его любит, но совершенно не хочет с ним съезжаться. Пусть он ее извинит. Он может, как и раньше, арендовать у нее свой домик. Но жить вместе они не будут.
Симону ничего не оставалось делать, как смириться. Поначалу он надеялся, что время все изменит. Но время шло, и теперь Симону тоже стало казаться, что это было очень разумным решением. Он по — прежнему платил за домик символическую плату. С тех самых пор, как он снял его в 1955 году, плата не повысилась ни на крону. Все как раньше — тысяча крон в год. На эти деньги они обычно ездили в маленькие путешествия на финских паромах, а иногда покупали что — нибудь особо вкусное — еду или дорогой алкоголь. Передача платы давно превратилась в некий ритуал — собственный ритуал их маленькой семьи.
